"...читать нужно не для того, чтобы понять других, а для того, чтобы понять себя". Эмиль Мишель Чоран

пятница, 19 февраля 2016 г.

Алексей Морозов "Слова, придуманные Малевичем"

Казимир Малевич не только совершил один из самых грандиозных переворотов в истории живописи, но и ввел в русский язык несколько новых слов. Его речь была самой изобретательной среди всех художников советского авангарда. В отличие от поэтов-футуристов, использовавших в своих художественных произведениях сотни авторских неологизмов, Малевич изобретал слова для личной переписки и теоретических текстов.
Свежести словоупотребления способствовала его лингвистически пестрая юность: с родителями Малевич начал говорить на польском, а за пределами дома его окружала украинская речь, и даже первые свои статьи об искусстве он написал именно на украинском. Не менее важным фактором стала дружба и тесное общение с футуристами — Велимиром Хлебниковым (словарь его неологизмов, составленный филологом Натальей Перцовой, насчитывает несколько тысяч слов) и Алексеем Кручёных, чьим девизом было: «чтобы писалось туго и читалось туго».
Вербальный язык сильно влиял и на живописные высказывания художника. Малевич использовал в некоторых своих изобразительных работах принцип словесной метафоры. Так, силуэт рыбы на картине «Авиатор» (1914) призван воскресить в памяти слово «воздухоплаватель». «Косарь» (1912) изображен с бородой, прорисованной в форме лопаты, что отсылает к фразеологизму «борода лопатой». Источником многих живописных образов в наиболее сложных композиционно картинах Малевича был именно словесный образ.
Всезверь — если всечеловек совмещает в себе свойства разных людей и представляет собой усредненную версию представителей разных культур, то всезверь — это обобщенная сущность окружающего мира, на который воздействует человек.
«Супремaтическaя культурa беспредметного будет отодвинутa нaзaд, a предполaгaемый новый мир плугa и серпa просто будет миром вегетaриaнским, т. е. всезверь стaнет трaвоядным млекопитaющим животным». («Супрематизм. Мир как беспредметность, или Вечный покой», 1922)
Госваал — этот иронический неологизм образован по принципу советских аббревиатур от словосочетания «государственный Ваал». В Библии Ваал (буквально «владыка») олицетворяет древнее жестокое и кровожадное божество.
«Искусство российское стало вновь содержанкой или проституткой Госваала, которую он отдает на те же нужды своим подданным». («Живопись», ок. 1927)
Земляниты — утопическое население будущего, освобожденное от натураль­ного хозяйства и архитектуры античных форм. Благодаря развитию аэро­транс­порта земляне будущего уже не будут привязаны к земле, поэтому для них необходимо проектировать планиты — супрематические проекты архитектуры будущего.
«Воздушные планиты укажут землянитам новый план городов и новую форму жилищам, в них слышны звучные шумы будущей музыки…» (Трактат 1/46 (Эклектика), 1924–1925)
Кинореска — соединение слов «кино» и «фреска» означает у Малевича искусство, современное по технологии производства, но устаревшее по форме или содержанию. По его мнению, подавляющее большинство произведений кинематографа не используют представленные технологиями средства выразительности и находятся под сильным влиянием традиционной живописи и скульптуры. Вследствие этого кинематограф занимается «барахлом и поцелуями» вместо «дешевого и удобного распространения знаний».
«Если кино будет идти по пути „кинореск“, тогда кино не может развивать человека и утончать его мироощущение многообразием восприятия элементов… <…> Это глухонемой ловелас, вечно шатающийся по будуарам». («Кино, граммофон, радио и художественная культура», 1928)
Невесомость — это слово прочно вошло в обиход, но уже с наступлением космической эпохи после смерти Малевича. У него же оно означает скорее не «безвесие», а рациональность технического прогресса, идеал которого — преодолевший свой вес и поднявшийся в воздух аэроплан. Тогда как развитие культуры и искусства для него, напротив, предельно нерацио­нально тяготеет к «тяжести», то есть к устаревшим формам и традициям.
«Во всех истинах очевидно существуют практические соображения, цель которых все же невесомость. Инженер беспощаден ко вчерашнему совершенству, как и вся техническая молодежь, она за каждый новый шаг, ее лозунг „Дальше“. Обратное явление в Искусстве, там лозунг „Дальше в прошлое, ненавижу завтра“». («Супрематизм. Мир как беспредметность, или Вечный покой», 1922)
Палитерщики — недальновидные художники, которые чрезмерно дорожат устаревшими формами выразительности. Сам Малевич, разобравшись со всеми волновавшими его проблемами в живописи, перешел к философской и архитектурной проблематике, а также к теории кино. Современный художник, в отличие от палитерщика, должен в равной степени использовать и строительные материалы, и достижения техники, а не только кисти да краски.
«Живописцы-палитерщики заволновались и начали поговаривать о гибели живописи». («Заметка об архитектуре», 1924)
Планиты — объемно-пространственные композиции предельно лаконичных геометрических форм, призванные показать возможности построения архитектуры будущего. Создание таких построений сначала на плоскости, а затем в трехмерном выражении было проекцией теории Малевича с живописи на архитектуру. В теории они должны были служить жильем для землянитов.
«Нет спасения… и в небоскребах, это те же инвалиды в пятьдесят или двести этажей, мешающие спуску воздушных планитов к земле». (Трактат 1/46 (Эклектика), 1924–1925)
Развязь — Малевич вводит это слово в противопоставление связанности. Суть же противопоставления «связи» и «развязи» заключается в том, что любые отношения между явлениями и предметами являются надстройкой человека к действительности.
«…Культура со всеми своими средствами, связывая и развязывая несвязуемое и развязуемое начало, тоже ложь». («Супрематизм. Мир как беспредметность, или Вечный покой», 1922)
Староваторы — оксюморон «старые новаторы» для авангардиста описывает тех, кто пытается оправдать шедевры прошлого. Малевич впервые использует это слово в письме Алексею Кручёных, сопровождая его описанием довольно кровожадной сцены.
«Нужно староваторов спихивать на дно морское с музами, медузами и лирами, пусть перламутровые раковины покроют их тело своими переливами, а постелью им будут мягкие губки». (Из письма Алексею Кручёных, 1920)
Цветопись — неприкладное производство художественных цветовых форм на плоскости без использования готовых изображений, созданных природой. Слово «цветопись» является синонимом беспредметной живописи. У Велимира Хлебникова можно найти схожий неологизм относительно кинематографа — «светопись».
«Цветописная плоскость так же сложна, как и композиция нескольких, а следовательно, одна плоскость цвета уже есть творческая форма. Запросы миллионной толпы — что означают эти формы или что хотел этим сказать художник? Не знаю, как ответил бы Бог, создатель мира, что он хотел сказать, когда создавал человека или лошадь. Хотя это так просто — каждая форма творческая есть знак свободный». («Цветопись», 1917) 
Источники
  • Малевич К. Собрание сочинений в 5 томах.
    М., 2004.
  • Малевич К. Черный квадрат.
    М., 2001.
  • Успенский Б. Идеография слова у Казимира Малевича.
    Будапешт — Тарту, 2013. читать источник

Комментариев нет:

Отправить комментарий