Льва Толстого по какой-то причине принято считать домоседом.
Преданность Ясной Поляне — неотъемлемая часть сложившегося образа, как и
борода, и крестьянская рубаха. Но на самом деле граф не любил сидеть на
месте: он «наездил» десятки тысяч километров, из них 18,5 тысяч — по
Европе
В начале 1857 года 29-летний Лев Николаевич Толстой — небогатый помещик, молодой безбородый писатель — отправляется в первое европейское путешествие. Пять дней на почтовых лошадях он едет в Варшаву (в то время это еще Российская империя), а оттуда на поезде в Париж. «Путешествие по железным дорогам, — пишет он, — наслаждение, и дешево чрезвычайно, и удобно». Правда, через месяц его настроение меняется: «Железная дорога к путешествию что бордель к любви. Так же удобно, но так же нечеловечески машинально и убийственно однообразно». Спустя десятилетие писатель лишь укрепляется в своей мысли: дело в том, что в ноябре 1868 года «чугунка» пролегла недалеко от Ясной Поляны, нарушив уединение усадебной жизни семьи писателя.
Железные дороги в это время активно развивались. В русских составах поддерживалась 16-градусная температура — буржуйки топили чаще не углем, как у европейских соседей, а дровами (угля в России было значительно меньше, чем леса), а потому в вагонах было более дымно, зато чище. И хотя условия для путешествий становятся комфортабельнее (в 1879 году вагоны делятся на три класса: в первом и втором — синем и желтом — появляются диваны для сна и кресла, а в третьем классе — зеленом — остаются только скамьи), Лев Николаевич предпочитает передвигаться мальпостом, то есть на лошадях.
1. Рим январь 1861 г.
Молодой граф старается жить по средствам — снимает недорогую квартиру, обедает в недорогих ресторанах, но с русскими художниками Михаилом Боткиным и Николаем Ге встречается в недешевом Caffè Greco (интерьер кафе за последние 150–200 лет практически не изменился, и это по-прежнему одно из самых дорогих кафе в городе, находится оно по адресу: Via Condotti, 86. — Прим. «Вокруг света»). Рим давит его своими развалинами. «Боже мой! — восклицает Толстой. — Все камни и камни!», «…классическое искусство слишком уже высоко ценят…»
2. Дрезден август 1857 г.
Первым делом Толстой спешит в Галерею старых мастеров: «Мадонна сразу сильно тронула меня» (речь о «Сикстинской Мадонне» Рафаэля. — Прим. «Вокруг света»). На следующий день снова приходит к картине. И вновь в его дневнике: «Остался холоден ко всему, исключая Мадонны». Правда, позже он скажет, что такое искусство непонятно простому народу. Однако же пять больших гравюр — фрагментов «Сикстинской Мадонны» — висят в его кабинете в Ясной Поляне.
3. Берлин июль 1857 г.
Посещает клуб ремесленников. Лектор отвечал на записки, оставленные слушателями в «вопросном ящике». Спустя много лет на лестничной площадке в Ясной Поляне появился свой «почтовый ящик», куда любой желающий мог опускать свои рассказы и вопросы Льву Николаевичу. Правда, иногда эти письма становились предметом шуток. Так, в музее хранится записка, в которой на чей-то серьезный вопрос «Чем люди живы в Ясной Поляне?» кто-то из домочадцев приписал ответ вместо писателя: «Лев Николаевич жив тем, что будто бы нашел разгадку жизни…»
4. Москва осень 1857 г.
Молодому графу с его «увлечением щегольством» очень нравится московская жизнь. Его часто видят в новой бекеше с седым бобровым воротником, на голове — блестящая шляпа, надетая набекрень, в руке — дорогая трость. В моде у светской молодежи гимнастика, особенно прыжки через деревянного коня. «Бывало, если нужно захватить Льва Николаевича во втором часу дня, — вспоминал Афанасий Фет, — надо отправляться в гимнастический зал на Большой Дмитровке. Надо было видеть, с каким одушевлением он, одевшись в трико, старался перепрыгнуть через коня…»
5. Париж февраль — март 1857 г.
Толстому нравится бесцельно ездить в омнибусах (многоместных конных экипажах) и «шляться» по улицам, наблюдая повседневную жизнь парижан: «Чувство социальной свободы составляет главную прелесть здешней жизни, и о которой, не испытав ее, судить невозможно…» 5 апреля Толстой пишет: «Я живу все в Париже вот скоро два месяца и не предвижу того времени, когда этот город потеряет для меня интерес…» Однако это случилось буквально на следующий же день: Лев Николаевич стал свидетелем публичной казни на гильотине. Он настолько потрясен, что чувствует себя больным, а через два дня покидает столицу Франции.
6. Флоренция январь 1861 г.
После знакомства здесь с освобожденным декабристом Сергеем Волконским Толстой замышляет роман о возвращении декабристов. Но в итоге через восемь лет получится... «Война и мир»!
7. Баден-Баден июль 1857 г.
Лондон, Брюссель и Антверпен — все эти места Лев Николаевич планирует посетить. Но по пути его задерживают казино Баден-Бадена. В молодости Толстой был игроком отчаянным и не слишком удачливым. В те дни в дневнике множество записей типа: «Свинья. Убитый, больной, пристыженный, шлялся». Заставила опомниться графа лишь новость о разводе сестры , Толстой торопится вернуться в Россию. Но, по словам его брата Николая, Лев Николаевич настолько «профершпилился», что, покупая билет на пароход, был вынужден занять талер у встреченного знакомого…
Английская столица того времени мало похожа на нынешнюю. Лондонскую канализацию уже строят, но Темза по-прежнему смердит. Вместе с канализацией лондонцы прокладывают и метро. Некоторые районы перерыты до неузнаваемости. В центре на узких улочках с трудом разъезжаются омнибусы, кареты и наездники. Проезжая часть завалена лошадиным навозом, пешеходы теснятся на узких тротуарах — не самое подходящее место для прогулок. К тому же на пароходе графа продуло, его мучает зубная боль. Однако же он не теряет времени и не забывает о главной цели путешествия — «узнать, как бы это так сделать, чтобы, самому ничего не зная, уметь учить других». У профессора Оксфордского университета Мэтью Арнольда Лев Толстой, «джентльмен из России, интересующийся народным образованием», получил рекомендательное письмо к преподавателям лондонских школ. День за днем Толстой объезжает учебные заведения Лондона, изучая все новые методики и общаясь с преподавателями, чтобы, как пишет Толстой, «никто не смел мне в России указывать по педагогии на чужие края и чтобы быть au niveau всего, что сделано по этой части».
Как на работу, Толстой ходит и в Южно-Кенсингтонский музей. Здесь богатая библиотека педагогических книг. Писатель проштудировал 49 из них и некоторым дал меткие характеристики: «тупоумная религиозность» (об «Уроках морали»), «образец бессмыслия» (об «Основах красноречия»), «дрянь дамская» (о «Книгах для чтения»). Единственное издание, удостоившееся высшей похвалы, — «Минеральные, животные и растительные вещества». О ней Толстой пишет: «Отличная книга, отвечающая на всякие вопросы детей».
Став временным членом литературного лондонского клуба Athenaeum, заседающего на улице Пэлл-Мэлл, Толстой попадает на лекцию английского классика Чарлза Диккенса, с которым давно мечтал познакомиться. По воспоминаниям Толстого, Диккенс «прекрасно читал и производил своей сухой, но сильной фигурой мощное впечатление». А вот трехчасовая речь премьер-министра Пальмерстона в палате общин в английском парламенте показалась ему скучной.
Почти каждый день Лев Николаевич наведывается в уютный гостеприимный дом Орсет-Хаус в районе Паддингтон — в гости к Герцену, живущему за границей уже 14 лет. И Герцен, и все домашние — почитатели таланта Толстого. 16-летняя дочь Герцена Наталья, узнав, что приедет автор популярного в то время «Детства», выпросила у отца позволения присутствовать в кабинете и забилась в кресло в дальнем углу. Но каково же было ее разочарование, когда она увидела «франтовато, по последней английской моде одетого человека, со светскими манерами, вошедшего к отцу и начавшего с увлечением ему рассказывать о петушиных боях и о состязании боксеров, которых он уже насмотрелся в Лондоне…» Петушиные и боксерские бои — одни из любимых развлечений лондонцев того времени. Азартные зрители делали ставки. Но если петушиные бои были легальны, то собравшихся полюбоваться на боксеров, дравшихся без перчаток и почти без правил, часто разгоняла полиция.
«Граф Толстой сильно завирается подчас; у него еще мозговарение не сделалось после того, как он покушал впечатлений», — пишет Герцен Тургеневу 12 марта 1861 года. Лев Николаевич покинет Лондон 17 марта 1861 года, вернется в свою Ясную Поляну и никогда больше «по Европам» не поедет. Устройство жизни в чужих странах он посмотрел, руины былых цивилизаций его не вдохновили, система обучения разочаровала, либеральных взглядов он не придерживался и в демократию не верил. Но уже тогда, в свои 30 с небольшим лет, верил в русский народ, считал его гораздо менее испорченным и более способным создать новый справедливый строй.
В начале 1857 года 29-летний Лев Николаевич Толстой — небогатый помещик, молодой безбородый писатель — отправляется в первое европейское путешествие. Пять дней на почтовых лошадях он едет в Варшаву (в то время это еще Российская империя), а оттуда на поезде в Париж. «Путешествие по железным дорогам, — пишет он, — наслаждение, и дешево чрезвычайно, и удобно». Правда, через месяц его настроение меняется: «Железная дорога к путешествию что бордель к любви. Так же удобно, но так же нечеловечески машинально и убийственно однообразно». Спустя десятилетие писатель лишь укрепляется в своей мысли: дело в том, что в ноябре 1868 года «чугунка» пролегла недалеко от Ясной Поляны, нарушив уединение усадебной жизни семьи писателя.
Железные дороги в это время активно развивались. В русских составах поддерживалась 16-градусная температура — буржуйки топили чаще не углем, как у европейских соседей, а дровами (угля в России было значительно меньше, чем леса), а потому в вагонах было более дымно, зато чище. И хотя условия для путешествий становятся комфортабельнее (в 1879 году вагоны делятся на три класса: в первом и втором — синем и желтом — появляются диваны для сна и кресла, а в третьем классе — зеленом — остаются только скамьи), Лев Николаевич предпочитает передвигаться мальпостом, то есть на лошадях.
1. Рим январь 1861 г.
Молодой граф старается жить по средствам — снимает недорогую квартиру, обедает в недорогих ресторанах, но с русскими художниками Михаилом Боткиным и Николаем Ге встречается в недешевом Caffè Greco (интерьер кафе за последние 150–200 лет практически не изменился, и это по-прежнему одно из самых дорогих кафе в городе, находится оно по адресу: Via Condotti, 86. — Прим. «Вокруг света»). Рим давит его своими развалинами. «Боже мой! — восклицает Толстой. — Все камни и камни!», «…классическое искусство слишком уже высоко ценят…»
2. Дрезден август 1857 г.
Первым делом Толстой спешит в Галерею старых мастеров: «Мадонна сразу сильно тронула меня» (речь о «Сикстинской Мадонне» Рафаэля. — Прим. «Вокруг света»). На следующий день снова приходит к картине. И вновь в его дневнике: «Остался холоден ко всему, исключая Мадонны». Правда, позже он скажет, что такое искусство непонятно простому народу. Однако же пять больших гравюр — фрагментов «Сикстинской Мадонны» — висят в его кабинете в Ясной Поляне.
3. Берлин июль 1857 г.
Посещает клуб ремесленников. Лектор отвечал на записки, оставленные слушателями в «вопросном ящике». Спустя много лет на лестничной площадке в Ясной Поляне появился свой «почтовый ящик», куда любой желающий мог опускать свои рассказы и вопросы Льву Николаевичу. Правда, иногда эти письма становились предметом шуток. Так, в музее хранится записка, в которой на чей-то серьезный вопрос «Чем люди живы в Ясной Поляне?» кто-то из домочадцев приписал ответ вместо писателя: «Лев Николаевич жив тем, что будто бы нашел разгадку жизни…»
4. Москва осень 1857 г.
Молодому графу с его «увлечением щегольством» очень нравится московская жизнь. Его часто видят в новой бекеше с седым бобровым воротником, на голове — блестящая шляпа, надетая набекрень, в руке — дорогая трость. В моде у светской молодежи гимнастика, особенно прыжки через деревянного коня. «Бывало, если нужно захватить Льва Николаевича во втором часу дня, — вспоминал Афанасий Фет, — надо отправляться в гимнастический зал на Большой Дмитровке. Надо было видеть, с каким одушевлением он, одевшись в трико, старался перепрыгнуть через коня…»
5. Париж февраль — март 1857 г.
Толстому нравится бесцельно ездить в омнибусах (многоместных конных экипажах) и «шляться» по улицам, наблюдая повседневную жизнь парижан: «Чувство социальной свободы составляет главную прелесть здешней жизни, и о которой, не испытав ее, судить невозможно…» 5 апреля Толстой пишет: «Я живу все в Париже вот скоро два месяца и не предвижу того времени, когда этот город потеряет для меня интерес…» Однако это случилось буквально на следующий же день: Лев Николаевич стал свидетелем публичной казни на гильотине. Он настолько потрясен, что чувствует себя больным, а через два дня покидает столицу Франции.
6. Флоренция январь 1861 г.
После знакомства здесь с освобожденным декабристом Сергеем Волконским Толстой замышляет роман о возвращении декабристов. Но в итоге через восемь лет получится... «Война и мир»!
7. Баден-Баден июль 1857 г.
Лондон, Брюссель и Антверпен — все эти места Лев Николаевич планирует посетить. Но по пути его задерживают казино Баден-Бадена. В молодости Толстой был игроком отчаянным и не слишком удачливым. В те дни в дневнике множество записей типа: «Свинья. Убитый, больной, пристыженный, шлялся». Заставила опомниться графа лишь новость о разводе сестры , Толстой торопится вернуться в Россию. Но, по словам его брата Николая, Лев Николаевич настолько «профершпилился», что, покупая билет на пароход, был вынужден занять талер у встреченного знакомого…
В Южно-Кенсингтонском музее (ныне Музей
Виктории и Альберта) построили несколько корпусов, но здание, в котором
бывал Толстой, осталось. Клуб Athenaeum — попрежнему место отдыха
джентльменов, только в последние 10 лет туда стали пускать и женщин.
Brunel House (так сейчас называется Орсет-Хаус) — дом, где Толстой бывал
в гостях у Герцена и, аккомпанируя себе на фортепиано, пел сочиненную
им во время Крымской войны песню, запрещенную цензурой, но популярную в
армии. У магазина анархистской литературы Freedom в районе Уайтчапель
есть стена с портретами анархистов, среди них и портрет Толстого.
Свой среди чужих
— Хотя Лев Николаевич увез из Лондона «отвращение к
цивилизации», именно сюда он чуть не эмигрировал, — говорит лондонский
обозреватель «АРТ-ТВ» Елизавета Герсон. — В сентябре 1872 года на
Толстого завели дело, грозили тюрьмой: его бык убил пастуха в Ясной
Поляне. «…С презрением, которого я не могу не испытывать к судам новым…
невыносимо жить в России… Я решился ехать в Англию навсегда или до того
времени , пока свобода и достоинство каждого человека не будет у нас
обеспечена», — пишет он тетушке. Писатель планировал продать за 20 000
Ясную Поляну и купить дом в Англии. Но обвинения сняли и извинились. Так
Толстой и не стал эмигрантом.
|
Путешествие дилетанта
В феврале 1861 года 32-летний Лев Николаевич едет в Лондон из Парижа. Тоннеля под Ла-Маншем еще не существует — пассажирам приходится пересаживаться из комфортабельного поезда на гораздо менее удобный пароход. По словам одного из пассажиров, это «90 минут грязи, дискомфорта, давки, сырости, холода и крайне бедственного состояния».Английская столица того времени мало похожа на нынешнюю. Лондонскую канализацию уже строят, но Темза по-прежнему смердит. Вместе с канализацией лондонцы прокладывают и метро. Некоторые районы перерыты до неузнаваемости. В центре на узких улочках с трудом разъезжаются омнибусы, кареты и наездники. Проезжая часть завалена лошадиным навозом, пешеходы теснятся на узких тротуарах — не самое подходящее место для прогулок. К тому же на пароходе графа продуло, его мучает зубная боль. Однако же он не теряет времени и не забывает о главной цели путешествия — «узнать, как бы это так сделать, чтобы, самому ничего не зная, уметь учить других». У профессора Оксфордского университета Мэтью Арнольда Лев Толстой, «джентльмен из России, интересующийся народным образованием», получил рекомендательное письмо к преподавателям лондонских школ. День за днем Толстой объезжает учебные заведения Лондона, изучая все новые методики и общаясь с преподавателями, чтобы, как пишет Толстой, «никто не смел мне в России указывать по педагогии на чужие края и чтобы быть au niveau всего, что сделано по этой части».
Как на работу, Толстой ходит и в Южно-Кенсингтонский музей. Здесь богатая библиотека педагогических книг. Писатель проштудировал 49 из них и некоторым дал меткие характеристики: «тупоумная религиозность» (об «Уроках морали»), «образец бессмыслия» (об «Основах красноречия»), «дрянь дамская» (о «Книгах для чтения»). Единственное издание, удостоившееся высшей похвалы, — «Минеральные, животные и растительные вещества». О ней Толстой пишет: «Отличная книга, отвечающая на всякие вопросы детей».
Став временным членом литературного лондонского клуба Athenaeum, заседающего на улице Пэлл-Мэлл, Толстой попадает на лекцию английского классика Чарлза Диккенса, с которым давно мечтал познакомиться. По воспоминаниям Толстого, Диккенс «прекрасно читал и производил своей сухой, но сильной фигурой мощное впечатление». А вот трехчасовая речь премьер-министра Пальмерстона в палате общин в английском парламенте показалась ему скучной.
Почти каждый день Лев Николаевич наведывается в уютный гостеприимный дом Орсет-Хаус в районе Паддингтон — в гости к Герцену, живущему за границей уже 14 лет. И Герцен, и все домашние — почитатели таланта Толстого. 16-летняя дочь Герцена Наталья, узнав, что приедет автор популярного в то время «Детства», выпросила у отца позволения присутствовать в кабинете и забилась в кресло в дальнем углу. Но каково же было ее разочарование, когда она увидела «франтовато, по последней английской моде одетого человека, со светскими манерами, вошедшего к отцу и начавшего с увлечением ему рассказывать о петушиных боях и о состязании боксеров, которых он уже насмотрелся в Лондоне…» Петушиные и боксерские бои — одни из любимых развлечений лондонцев того времени. Азартные зрители делали ставки. Но если петушиные бои были легальны, то собравшихся полюбоваться на боксеров, дравшихся без перчаток и почти без правил, часто разгоняла полиция.
«Граф Толстой сильно завирается подчас; у него еще мозговарение не сделалось после того, как он покушал впечатлений», — пишет Герцен Тургеневу 12 марта 1861 года. Лев Николаевич покинет Лондон 17 марта 1861 года, вернется в свою Ясную Поляну и никогда больше «по Европам» не поедет. Устройство жизни в чужих странах он посмотрел, руины былых цивилизаций его не вдохновили, система обучения разочаровала, либеральных взглядов он не придерживался и в демократию не верил. Но уже тогда, в свои 30 с небольшим лет, верил в русский народ, считал его гораздо менее испорченным и более способным создать новый справедливый строй.
Комментариев нет:
Отправить комментарий