Кошка Скрябин
1
Сегодня мы с мамой покупали в
ветеринарной аптеке капли для маминого кота и для моей кошки. Для кота и кошки
в одном лице – довольно бесстыжем, усатом, наглом и очень привлекательном лице
в полоску. То есть морде. В полоску…
Девять месяцев назад я
подарила родителям котенка лесной дикой кошки. Продавец, принимая круглую
сумму, перевернул котяшку пузиком вверх и, одобрительно кивая головой, с
уважением сказал:
– Ко-о-от! Коти-ище! Ого!
Будете еще гордиться! Кошки в очереди друг друга затопчут.
Котенок-красавец, в
леопардовых пятнах, с тигриными полосками на морде, голове и хвосте, с
намечающимися кисточками на ушках, с пушистым мягким пузом и корявыми тонкими
лапами, был беспомощный, нежный и застенчивый. Но моя мама свое дело знала
четко: в считаные дни она своей добротой, лаской и любовью его полностью
растлила. Кот быстро осознал, как ему круто повезло, какое привалило ему
счастье в виде этой приятной интеллигентной дамы, его хозяйки, и доброго седого
дедушки, его хозяина, и стал лазить на стол, воровать все, что плохо лежит,
освоил все плоскости от пола до потолка (за что тут же получил прозвище Кот
вертикального взлета), научился открывать холодильник, прятаться в шкафах и
верещать оттуда, забираться в немыслимые углы под ванной, под мойкой в кухне,
ночью играть и не давать спать хозяевам и лакать оливковое масло прямо со
сковороды. Потом совершенно разошелся и раскомандовался: орал, требовал,
бушевал, кусался исподтишка и очень больно. Правда, был аккуратен, что касается
гигиены, терпеливо сносил мытье под душем и умилительно и бесконтрольно сладко
спал на спине морской звездой.
– А слушай, где у Скрябочки
это… ну эти… ну такое, ну круглое, две… два…
– Чего две у Скрябина, мама?
Два?!
– Ну то, чем гордиться. Ну
Фаберже! – выдохнула мама и смутилась.
– А-а-а… – догадалась я, – ну
там… где-то… Ну так продавец же сказал – ого!
– Ну что ты! Какое «ого»? У
других котов я видела тако-о-ое, таки-и-ие… эти… две… два… (Надо знать мою
интеллигентную маму, этот разговор ей очень трудно дался.) А у нашего Скрябина
как-то… ну… как-то… Ну нету никакого «ого»! Какая там гордость? Стыд один…
Я поймала кота и заглянула. С
тех пор как мы заглядывали туда с продавцом этого кота, который уверял, что
эти… ну… два… две… они – налицо, верней, под хвостом, и – ого! С тех пор эти…
ну… две… два… Они… растворились. Кот Скрябин, Скрябчук, Скряба, а по паспорту
Скрябин Тигрисс Второй оказался кошкой.
– Мама, Скрябин – кошка.
– Да.
– Кошка?! – побледнела мама. –
Мой Скрябин – кошка? Он – она?!
Я помню, мама предупреждала,
мама просила, что только не кошку, нет, кошку – нет и нет! Ни за что. Все что
угодно, но не кошку. Только не кошку! Только чтоб был кот. Кот! Ка О Тэ!
– У-у-у-ужас… – прошептала
мама. – Я этого не выдержу… Я же любила в нем кота…
Раз… Два… Пятнадцать…
Тридцать… Я капала маме корвалол.
Так по моей милости в
маленькой уютной квартире вместо любимого, единственного в мире кота вдруг
появилась ненавистная кошка. Подлая коварная кошка, кусачая, вороватая. Кошка,
которая игнорировала дорогущие когтеточки, испортила обои и погрызла
подлокотники кресел. Кошка, которая в перспективе должна была принести гроздь
котят, за которыми надо будет ухаживать и пристраивать их в хорошие руки.
– Н-не-е-ет! – Мама заломила
руки и разрыдалась. – Я любила в Скрябине котика, я прощала Скрябину все. Все
то, что можно простить только котику, а кошке – никогда. Я не хочу кошку,
верните мне моего котика… Верните мне Скрябина! Я не буду любить эту незнакомую
кошку, я не могу ее любить, хоть она и композитор!!!
А несчастный композитор,
кстати, еще за два дня до выяснения, видимо, что-то почувствовал и, предвидя
развязку, понуро возлег кучкой у входной двери, словно чего-то ждал. От этого
мама плакала еще горше:
– Он знает! Он знает, что я
его не хочу… Ее… Ее-о-о-о-о-о!!! О-о-о-о!!! Ы-ы-ы-ы-ы-ы!!!
Я чувствовала себя виноватой.
И решила забрать Скрябина к нам – у нас большой дом, у нас полно животных, еще
один – будет незаметно.
Словом, я забрала все котовье
приданое, его вещички, любимую игрушку – удочку с крабом, с которой Скряба не
расставался (лась). Его (ее) горшок, его (ее) кормушечку и поилочку, его (ее)
щетки и шампунь и перевезла его (ее) к нам.
В первый день он(а) сидел(а)
под кроватью в спальне, страдал(а), не ел(а), не играл(а), не ходил(а), не
вынюхивал(а). Мама в свою очередь ужасно страдала у себя дома. Вечером Скрябин
вылезла из-под кровати, поела, умылась, повозилась с горшком, спустилась вниз,
нашла в куче своего приданого в прихожей любимого краба и поволокла наверх
вместе с удочкой. Потом улеглась в кресле на предусмотрительно расстеленной для
нее белой подстилке и замурлыкала. Смирилась.
На следующий день мама
позвонила и робко стала умолять о свидании. Она пришла к нам, груженная
сумками, как будто приехала к изголодавшемуся внуку в пионерский лагерь. В
обеих сумках были гостинцы: куриная печенка, одноразовые пакетики с разными
консервированными кошачьими обедами, коробка с сухим кормом «Нутра», красная
бархатная мышка, серая вельветовая мышка, фетровая птичка с розовыми перышками,
шелковая птичка с голубыми перышками, мышка в шарике, мячик с колокольцами
внутри и три баночки натуральных сливок.
Скрябин возлежали рядом с
компьютером и изволили дремать после ужина.
– Скрябин!!! Маленький мой!
Котеночек мой! – вскричала мама, прижимая руки к груди. – Как же ты исхудал,
мой Скрябочка, мой Тигреночек!!!
Скрябин приоткрыла глаза,
вопросительно посмотрела на маму, презрительно фыркнула и спряталась за
компьютерный стол.
– Миленький мой, единственный,
что же ты меня так плохо встречаешь? Ты на меня обиделся?! Ну иди же ко мне,
мой мальчик, мой котик… – молила мама. И строго мне: – Какую воду ты ему даешь?
Свежую? С серебром?! Как часто ты его кормишь? Дробно? Четыре-пять раз?
– Мама, – сказала я ей
осторожно, – раз ты так тоскуешь, может, ты заберешь Скрябу назад?
– Кота – да.
– ???
– А кошку – нет…
Скрябин опять презрительно
фыркнула из-под стола.
Мама, всхлипывая, ушла домой.
А сегодня мы покупали витамины
в капельках. Для здоровой блестящей мерцающей шерстки. Я – своей кошке, мама –
своему коту. И коту, и кошке в одном лице. То есть морде…
2
Я им говорила, давайте ее
стерилизуем. Но мама… Она у меня правозащитница. Она говорит: «А ты кошку
спросила? А может, она хочет стать матерью?!»
– А с котятами что будем
делать?
Мама вздрогнула и сказала: «Ну
подожди, еще ведь не скоро, еще не пришла пора. Будем решать проблемы по мере
их поступления».
Пару дней назад утром на моем
пороге стояла бледная испуганная мама: «Быстрей! Побежали! Скрябин заболела!»
Спрашиваю чем. Мама говорит: «Скрябин сидит на своем корытце орлом по
пятнадцать минут, отклячив хвостик. А взгляд у нее…» И мама рукой показывает
Скрябинин хвостик и лицом показывает, какой у Скрябы взгляд: сосредоточенный,
неподвижный и глаза круглые-круглые, как будто она проглотила палку твердой
сырокопченой колбасы целиком.
Ну я же специалист. И мама мне
доверяет. Я кричу: «Немедленно отменяй сухой корм. Немедленно! Это у нее МКБ.
Это МКБ!!!»
– Ииииии… – ужаснулась мама.
Тень страшного МКБ пробежала по маминому прекрасному лицу. – Что же делать, как
же быть…
Мы стали советоваться и – я же
специалист – решили поить Скрябу медвежьими ушками и кукурузными рыльцами, и я
побежала в аптеку, и мы заварили травки, и стали остужать, и вдруг услышали
протяжный утробный вой.
Оказалось, это было не МКБ.
Это было другое. Это было
«Пришла пора» и те проблемы, которые надо решать по мере поступления. Проблемы
поступили.
«Пришла пора, она влюбилась»,
причем влюбилась сразу по уши во ВСЕХ и во ВСЕ. Она ласково приставала к
дедушке, она нагло преследовала маму, развратница пыталась снять на ночь голубя
за окном, она робко и мечтательно заглядывала в глаза утюгу на гладильной
доске, она делала кокетливые намеки всем диванным подушкам, она нагло и
разнузданно донимала старое кресло и пыталась пристроиться под свернутый и
сложенный в чехол английский плед. Время от времени она урчала и громко
требовала: дайте не знаю что, но что-нибудь и побыстрей. Мама плакала и жалела
Скрябин, а я помчалась к Фиме, к Сэру. Ну, к Серафиму – нашему ветеринару. Тот
дал капли и велел капать. Обещал, что полегчает. Скрябин в отчаянии царапала
себе лицо и рыдала: «Вы звеееери, господа! – И добавляла из Пушкина и так
страдающей от сочувствия маме: – Ах няня-няня…»
Кто-то посоветовал дать
Скрябин сырого мяса. Мама, моя добрая мама, была готова догнать и завалить весь
крупный рогатый скот Украины и Румынии, лишь бы Скрябин полегчало. Принесли
парную телятину. Скрябин даже не взглянула, даже не понюхала. Она повела
глазами и сказала: «Полноте! До того ли мне…» Сказала и куда-то пошла…
– Куда ты, – с тоской позвала
мама.
«Я к вам пишу…» – завыло в
соседней комнате…
Бедная моя мама. У нее много
лет жила Карлиша, французская болонка, похожая на белую распатланную
хризантему. И уже в преклонном возрасте, уже почти беззубая, Карлиша все равно
в определенное время вдруг становилась мечтательной, проявляла острый интерес к
противоположному полу и тягала маму за поводок по городу в погоне за кобелями.
И хотя ничего из этого не получалось, зато домой они приходили взбодренные,
подтянутые, с приятной усталостью в мышцах и в отличной спортивной форме. А вот
наш кот Тяпа по фамилии Сьюткейс (то есть чемодан по-английски, он был
британский кот). Так вот этот кот в обычные времена был так спокоен, невозмутим
и неподвижен, что дети моих друзей принимали его за игрушку. Когда он засыпал,
а засыпал он частенько на книжной полке у детей в комнате, он так расслаблялся,
что валился с полки прямиком в аквариум. Но когда по радио вдруг объявляли
март, Сьюткейса было не унять, он не гнушался приставать даже к небольшим
собачкам и к старой почтенной ручной выдре, много лет живущей в реке рядом с
нашим домом.
– Все! Ищи кота! – приказала
мама и крикнула мне вслед в лестничный проем, что дает за Скрябин солидное
приданое, только пусть предоставят кота из хорошей семьи.
Отдельная тема, как я (помните
легендарную Хануму?) моталась по квартирам, сваталась, намекала, сводничала,
сулила и блудливо играла бровями.
Короче, кто хотел нашу
Скрябин, не подходил нам, а кого хотели мы, был красив, толст, мордаст, но
совершенно бесполезен в нашем нелегком деле – кастрирован.
Мы продолжали давать невесте
капли, но бедняга Скрябин не переставала биться в истерике и вопить в окно
юному воробью: «Вообрази, я тут одна…», ну «И молча гибнуть я должна».
«Ничего себе – молча…» – думал
воробей.
Позавчера рано утром я
прибежала к родителям и застала нарядную маму в шляпке с похотливой Скрябин на
руках в прихожей.
– Вы куда? – поинтересовалась
я у подозрительной пары.
– Мы сходим… тут недалеко… Нам
надо… – забормотала мама.
«Идем! Быстрей! Ыаааа!!!» –
выла Скрябин и скребла мамино плечо.
– Не поняла, куда это вы
собрались?
– Тут недалеко… Мы туда и
назад… – пряча глаза, ответила мама.
– Куда?!
– Ну, это… ну, на помойку, –
смущенно призналась мама.
– Что?! – ужаснулась я.
– Ну там… там же большой
выбор. Там – коты… А потом сразу дадим ей глистогонное и прокапаем ей
противоблошиное, искупаем… А что делать? Мне ее так жалко, так жалко…
Мама вышла за порог, но
Скрябин испуганно дернулась и вернулась назад в квартиру. То ли она вдруг
почувствовала бездну своего возможного падения, то ли… неужели?! Пора прошла?..
* * *
Сегодня Скрябин целый день
спала и ела. Ела и спала.
Все…
3
Порода нашей кошки Скрябин –
дикая лесная. Вчера она опять укусила маму. Догнала, подпрыгнула и укусила.
Мама шлепнула ее газетой по хвосту. Скрябин сперла газету и порвала ее в
клочья.
Ветеринар Серафим (мама зовет
его Фима, я – Сэр, он откликается на оба имени) сказал, что нет ничего в этом
мире, чего бы кошка, особенно такая, как наша Скрябин, не поняла. Надо ее
посадить перед собой и сказать ей все, что ты думаешь. Предъявить. Чтоб знала.
– Ага! – смекнула мама.
«А-га…» – подумала Скрябин.
(Нет ведь ничего, чего бы кошка не поняла, особенно такая, как наша.)
– Му-у-урачка, – сладким
фальшивым голоском позвала мама.
«Ага, щас…» – обиделась
Скрябин и ушла в прихожую, планируя вздремнуть на мягком пуфике.
Мама цапнула ее в охапку,
принесла в комнату, усадила в кресло и сама присела напротив.
Скрябин презрительно поводила
усами, побила хвостом, тяжело спрыгнула на пол и удалилась в гостиную. Из
гостиной – в спальню, потом – в кухню, потом – в ванную, потом – на балкон.
Мама ходила за ней как привязанная. На балконе кошка стала нервно копать. Мама
стояла рядом и говорила. Скрябин побежала на кухню. Мама на бегу высказывалась.
Скрябин запрыгнула на холодильник, потом перелезла на шкаф, мама продолжала
говорить, задрав голову. Тогда кошка фыркнула и залезла в диван. «Ничего, –
подумала мама, – она меня не видит, но ведь слышит». И продолжала вещать.
Скрябин вылезла из-под дивана,
подошла к маме вплотную, сказала, глядя в упор:
«Прекрати, а то уйду! Уйду, а
вернусь назад беременная, блохастая и вся в репьях». – И… укусила.
Мама опять вызвала Фиму. Ну,
Сэра. И Фима-Сэр пришел. И сказал, что если мама хочет, чтобы Скрябин считала
ее, маму, доминирующей самкой, то надо проявить характер, сильно прижать ее к
плоской поверхности, пошипеть ей прямо в лицо, ну то есть в морду, и все-все ей
высказать. И так несколько раз.
– Ага! – сказала мама и
погналась за кошкой.
«А-га…» – догадалась Скрябин и
стала удирать.
Так они побегали по квартире,
две доминирующие самки, и у мамы опять ничего не получилось. Потому что нет
ничего в мире такого, чего бы не поняла кошка, особенно такая, как наша
Скрябин. В ответ на мамины жалобы по телефону я сказала, что если мама хочет
быть доминирующей в их квартире самкой, то пусть она отдаст Скрябин обратно
мне. У нас дома такая неразбериха, что Скрябин моментально запутается, кто у
нас кому кто, и примет правила жизни, которые заключаются в том, что никто
никаких правил не соблюдает.
Мама поразмыслила и ответила,
что нет.
– Почему? – спросила я.
– Потому что, – ответила мама,
– когда наступает ночь, и особенно когда ноябрь, холодно, и когда шумят деревья
за окном, а желательно, чтобы буря, снег с дождем, мировой кризис, по
телевизору обещают гарантированный конец света, доллар упал… Или поднялся. Наш
президент опять вляпался, и стыдно на весь мир. Цены на лекарства опять полезли
вверх. Правительство опять обмануло… Волки воют! Совы с клекотом шныряют по
небу! («Они вообще в ноябре шныряют?» – между прочим поинтересовалась мама.)
Тяжело и страшно скрипит и гремит раскуроченная хулиганами дверь подъезда! И
полная уверенность, что солнце не взойдет еще полгода! А то и никогда!!! А из
подвалов на улицы выбирается всякая нечисть – вампиры с вурдалаками!!! И они
ловят поздних одиноких прохожих!!! И… поют… им… А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!
ША-А-А-А-АН-СОН!..
Ой, господи, жутко-то как!
Вот именно в моменты, когда
наступает такая ночь, к лежащей без сна маме, тихо и мягко переступая
бархатными лапками, приходит чистюля красавица Скрябин, плюхается рядом,
прижимается теплым толстым боком, включает моторчик в животе и вдруг ловит
мамину руку, куснет легонько и ласково залижет укус, потом вздохнет и уснет,
почмокивая во сне, время от времени включая и выключая урчальник. Именно вот в
такие моменты мама готова признать Скрябин доминирующей самкой и простить ей
все: обгрызенную мебель, испорченные когтями обои и шрамы от ее укусов на
руках. Потому что, когда рядом трещит эта злодейка, наступает мир, покой, уют и
все такое.
Комментариев нет:
Отправить комментарий