Этой
весной мы были в Нормандии в моем шикарном жилище, тем более шикарном, что
после двух лет, в продолжение коих там немилосердно текла крыша, нам удалось
наконец ее починить. Разом исчезли тазы под потолочными балками, исчезли капли
ледяной воды, срывавшиеся в ночи на наши расслабленные сном лица, исчез под
ногами губчатый коврик — новая действительность нас пьянила. И тут-то мы
замыслили перекрасить ставни, которые из рыжих превратились в
грязно-каштановые, а потом и вовсе в серо-буро-малиновые. Это лихое решение
имело свои непредвиденные психологические и спортивные последствия.
А
именно следующие.
Приятельница
одного нашего друга (когда я говорю «мы», то имею в виду завсегдатаев этого
дома, составивших нечто вроде очень закрытого клуба, — помимо прочего,
закрытого и для практических навыков), итак, приятельница одного нашего друга
знала югославского художника, в высшей степени разумного, весьма даровитого,
который не гнушался малярничать, чтобы заработать себе во Франции на хлеб.
Жизнь его была полна превратностей, о которых здесь не место распространяться.
В общем-то, это было и экономическим решением, ибо всякий знает, что местный
народец содрал бы за покраску дюжины ставней три шкуры, — и моральным, ведь
Яско (так звали югослава) был в этот момент на финансовой мели. Да здравствует
Яско! Он вроде бы приедет с другом, который тоже рисует, и со своей молодой
женой (останься в Париже, она сильно бы там заскучала). И вот они уже у нас,
все трое, милые, разговорчивые, любители телевизора — приятные гости. Ставни
постепенно становятся что надо, правда, очень постепенно.
Мы,
разумеется, совсем забыли, что Нормандия — местность здоровая, спокойная, где
тяготеют к таким видам спорта, как верховая езда, теннис, ну и баккара"[1]
(а это — если сердце здоровое). Раз никто из наших знакомых не рыбачил, значит,
тому была причина. И если завзятыми рыболовами были лишь те, у кого
наличествовала лодка, то причина была и здесь. Но когда это даешь себе труд
обдумать все досконально? Вдобавок ко всему я еще хотела блеснуть перед мадам
Марк, сторожихой, посмеивающейся над нашими планами, а Фрэнком, должно быть,
слегка овладел комплекс Хемингуэя.
Я
должна добавить, что мы были босы для удобства маневрирования, что наши брюки
были тщательно подвернуты, а в нескольких шагах позади нас мы накидали горкой
обувь, носки и разное по мелочи. Доверившись указателю приливов и отливов, не
подозревая о коварстве Ла-Манша, мы весело шлепали туда-сюда и ни о чем худом
не помышляли. Это Фрэнк первым заметил неладное: его правый ботинок обогнал его
и, если можно так выразиться, вышел в открытое море. Фрэнк — за ним, снова
проклиная все на свете, а в это время ботинок левый в компании с носками Яско
заплясал на гребне волны. Нас на миг охватила нешуточная паника: мы устремились
вдогонку за вещичками, побросав удочки. Они использовали это обстоятельство и,
в свою очередь, доверились волнам. А черви, в отсутствие хозяев, безнаказанно
повальсировали малое время на поверхности и этого им было достаточно, чтобы
улизнуть. Мы потеряли один ботинок, пару носков, пару же очков, пачку сигарет и
одну удочку. Две другие окончательно запутались. Дождь лил пуще прежнего.
Прошло каких-то полчаса, что мы высадились, полные лучезарных надежд, на этом
пляже: теперь он нас видел мокрыми, растерянными, ранеными и босыми. Яско
трепетал под нашими взглядами. Он пытался распустить свою удочку. Фрэнк сидел
поодаль, молчаливый и надутый. Время от времени он сосал ранку на пальце или
тер руками босую ногу, чтобы ее согреть… Я пыталась выловить нескольких
зазевавшихся червей. Мне было зябко.
—
Думаю, с меня довольно, — пробурчал вдруг Фрэнк. Он поднялся и с видом, тем
более достойным, что прихрамывал, поплелся по воде к машине, где и плюхнулся на
сиденье. Я последовала за ним. Яско подобрал обе удочки и разразился
бесполезным и путаным комментарием касательно преимуществ югославских берегов,
если говорить о рыбалке, и Средиземного моря, если говорить о приливах и
отливах. Машина пахла мокрой собакой. Сторожиха не произнесла ни слова при
нашем появлении: итог экспедиции без труда угадывался по нашим физиономиям,
обычно вполне жизнерадостным.
1
Баккара — карточная игра
2
Гаррота — испанское орудие казни
Комментариев нет:
Отправить комментарий