Пушкин и его эпоха в романе «Евгений Онегин»

«Евгений Онегин» — одно из самых знаменитых произведений русской литературы, переведенное почти на два десятка языков. Но в романе найдется немало материала для работы не только филологам, но и историкам, интересующимся бытом и культурой начала XIX века. Попробуем увидеть в «Евгении Онегине» то, что было замечено и понято современниками, но стало недоступным для нас.

• Название романа и значение имени героя

Я думал уж о форме плана
И как героя назову;
Покамест моего романа
Я кончил первую главу.

Уже сам заголовок — «Евгений Онегин» — должен был сказать современнику о том, что перед ним необычный текст, предполагающий несколько трактовок. После выхода пушкинского романа подобные названия стали традицией: «Анна Каренина», «Рудин», «Обломов», в XX веке — «Василий Теркин», а вот до появления «Евгения Онегина» существовало примерно три варианта заголовков, включавших имя персонажа, и каждый из них предполагал определенный жанр.

Во-первых, это могла быть бытовая повесть с элементами сатиры и морали: «Два Ивана, или Страсть к тяжбам» Василия Нарежного, «Памела, или Вознагражденная добродетель» Сэмюэла Ричардсона. Строилось такое название из двух частей, соединенных союзом «или». Если союз все-таки отсутствовал, читатель понимал, что перед ним психологическое или приключенческое произведение, например «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» Лоренса Стерна. Заголовок, состоящий лишь из имени, настраивал читателя на романтический и, возможно, сентиментальный лад («Бедная Лиза»). Неслучайно Байрон в «Чайльд-Гарольде» включил рассуждение об отсутствии указаний на фамилию героя («Зачем называть, из какой он был семьи? Достаточно знать, что его предки были славны и прожили свой век, окруженные почестями...»). Как видите, роман, в названии которого нет ничего, кроме имени и фамилии персонажа, выбивается из этой классификации и путает читателя, не давая ему определить жанр «Евгения Онегина».

Однако само имя главного героя несло для читателя XIX века вполне четкую смысловую окраску. Со времен Антиоха Кантемира им нарекались отрицательные персонажи. Герой по имени Евгений (греч. «благородный») — чаще всего дворянин с богатой родословной, но не достигший ничего самостоятельно. Таким во многом и появляется перед нами пушкинский Евгений.

Интересна и фамилия героя, в корне которой заключено название крупной реки (Онега). Как пишет литературовед Юрий Лотман, Пушкин старался построить фамилию Евгения так, чтобы она была похожа на обычные дворянские фамилии, однако не утратила своей поэтичности.

В России XIX века нередкими были «топонимические» фамилии, включавшие в себя наименования поместий, а вот производные от гидронимов (большие реки никогда и никому не принадлежали) были невозможны. Пушкин отступил от этого правила, дав и Онегину, и Ленскому «гидронимические» фамилии, что, помимо прочего, ассоциировалось еще и с героическими прозвищами полководцев: Донской, Невский.

Образ жизни Евгения Онегина в Петербурге

О том, как жил герой романа в Северной столице, читатель узнает буквально с первых строф. Пушкин дает подробные сведения об образовании и воспитании Онегина, а также о том, как был построен его день.

Бывало, он еще в постеле:
К нему записочки несут.
Что? Приглашенья? В самом деле,
Три дома на вечер зовут...

Онегин ведет жизнь человека, свободного и от гражданской, и от военной службы, что могли позволить себе лишь немногие молодые люди. В романе не говорится, с какого часа начинается его день, но есть указания на то, что герой просыпался не слишком рано.

Поздний подъем был особой привилегией аристократического общества. День «людей света» иногда начинался вечером и заканчивался с первыми лучами солнца. Отчасти этим может объясняться странность одной из возлюбленных Пушкина — княгини Голицыной, хозяйки известного петербургского салона, которая не принимала раньше десяти часов пополудни. Онегин менее изощрен в модных привычках и встает с постели в обеденные часы. Юрий Лотман пишет, что ежедневная прогулка столичных франтов приходилась на два-три часа дня, в тексте Пушкина читаем:

Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар

Излюбленным местом гуляний в 10–20-х годах XIX века был Адмиралтейский бульвар — видимо, туда и едет «наш Евгений». Саму традицию подобного променада задал император Александр I, всегда проходивший по определенному маршруту: «В час пополудни он выходил из Зимнего дворца, следовал по Дворцовой набережной, у Прачешного моста поворачивал по Фонтанке до Аничковского моста. <...> Затем государь возвращался к себе Невским проспектом. Прогулка повторялась каждый день и называлась le tour impérial («императорский круг»). Какая бы ни была погода, государь шел в одном сюртуке…»

Следующее, что мы узнаем о дне Онегина, — это то, что обедает он в строго определенное время:

И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.

Едва ли герой заботился о соблюдении режима. Причина такой щепетильности кроется в другом. Молодые холостяки пушкинской эпохи редко содержали собственного повара и поэтому обедать шли в рестораны. В это время в Петербурге было не так много ресторанов, где можно было хорошо поесть; в Москве, как ни странно, кормили лучше. Это значит, что петербургские трактиры были на пересчет и обеспеченная публика собиралась в одних и тех же заведениях. Итак, модник Онегин едет в ресторан Талона на Невском, который в ту пору был главным местом встречи светских денди. Пушкин делает своего героя знакомцем Петра Павловича Каверина, который прославился, помимо прочего, как знаменитый кутила и бретёр, то есть дуэлянт.

Появление в подобном месте в определенное время означало, что гость готов придерживаться правил поведения, диктуемых местным обществом:

Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток;
Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет…

Театр или балет, которым продолжается день Евгения, также неотъемлемая часть светской жизни начала XIX века. Это не только, даже не столько «храм искусства», сколько клуб, где можно было убить время, встретиться со знакомыми, завести любовную интригу.

Бал становился кульминацией вечера. Интересно, что Онегин едет туда «в ямской карете». Лотман пишет, что нанять карету было гораздо дешевле, чем иметь собственный выезд, и герой действует так с точки зрения экономии. Однако есть и другая версия. Актер Художественного театра Леонид Леонидов приводил слова своего старшего современника Алексея Стаховича, тонкого знатока светского этикета и «великого знатока всяческих «выездов»: «Мы имели великолепные выезды, но за шик считалось проехать «на ваньке»!»

Воспоминания Стаховича относились ко второй половине XIX века, но, как считал актер, эта своеобразная причуда, видимо, могла появиться в первой половине века, и Пушкин ухватил ее как последнюю новинку.

Что же касается самого бала, то подобные праздники для жителей Петербурга были нередки и давались по разным поводам. Отчасти свидетельством этого утверждения может стать воспоминание Анны Федоровны Тютчевой об императрице Александре Федоровне: «Для императрицы фантастический мир, которым окружало ее поклонение ее всемогущего супруга, мир великолепных дворцов, роскошных садов, веселых вилл, мир зрелищ и фееричных балов заполнял весь горизонт…»

Онегин принадлежал к этому поколению и в начале романа сам купался в этой роскоши. 

 

Балы в романе.

Во дни веселий и желаний
Я был от балов без ума:
Верней нет места для признаний
И для вручения письма.

В организации сюжета «Евгения Онегина» балы играют значимую роль. Достаточно сказать, что именно на балу у Лариных происходит ссора Ленского и Онегина, закончившаяся трагедией. На балу же главный герой второй раз встречает Татьяну.

Подобные праздники были важны и в жизни пушкинских современников. Начиная с петровских ассамблей, балы были одной из немногих форм организации социальной жизни. Они строго регламентировались, и присутствовавшие на них гости должны были подчиняться правилам бального этикета. По мнению современников, сложный набор правил поведения был просто необходим для общества:

«Там, где царит этикет, придворные — вельможи и дамы света, там же, где этикет отсутствует, они спускаются на уровень лакеев и горничных, ибо интимность без близости и без равенства всегда унизительна, равно для тех, кто ее навязывает, как и для тех, кому ее навязывают», — вспоминала младшая современница Пушкина — Анна Федоровна Тютчева, дочь известного поэта Федора Тютчева.

Некоторые вольности и отступления от этих правил диктовались модой и социальным статусом гостя. Так, Онегин приходит на бал, когда «толпа мазуркой занята». Это означает, что герой появился в самый разгар праздника, когда гости уже прошлись в чинном польском (полонезе) и могли танцевать легкие танцы, главным из которых была мазурка.

«Мазурка имела искони особо интересное значение, — писала мемуаристка Екатерина Алексеевна Сабанеева, — она служила руководством для соображений насчет сердечных склонностей — и сколько было сделано признаний под звуки ее живой мелодии».

Онегин, несмотря на идеологию дендизма, предписывавшую кавалерам избегать танцев, а если и танцевать, то с видом скуки и нежелания этого делать, все-таки «легко мазурку танцевал», не умея отказать себе в этом удовольствии.

Что же касается позднего появления героя на балу, то это можно воспринимать как следование столичной моде (на именины Татьяны Онегин с Ленским также являются одними из последних): опоздания были признаком дендизма. Лишь на праздники, в которых принимал участие император, все приглашенные должны были приходить неизменно вовремя. Особенно строго это правило соблюдалось именно во времена царствования Александра I и Николая I.

В «Евгении Онегине» не так уж много говорится о женском бальном этикете, но есть одна важная иллюстрация того, как должна была вести себя светская дама:

И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон, —

Так Пушкин описывает встречу уже замужней Татьяны с Онегиным в восьмой главе. Согласно правилам хорошего тона, представительница высшего света никогда, ни при каких условиях не могла показывать собственных чувств. Особой добродетелью считалось присутствие духа и внешнее спокойствие.

 

Дуэль

 

Гибель Ленского в шестой главе «Евгения Онегина» стала поворотным моментом для всех героев романа. Герой убит на дуэли лучшим другом; важно, что условия этого поединка вопреки ничтожной причине ссоры и желанию Онегина всего лишь позлить молодого поэта, но не довести эту историю до кровавого конца были довольно жестокими.

Зарецкий тридцать два шага
Отмерил с точностью отменной,
Друзей развел по крайний след,
И каждый взял свой пистолет.
Вероятно, расстояние между барьерами было не более десяти шагов, а каждый из стрелявших мог сделать по одиннадцать шагов навстречу друг другу. Более того, в романе нет указания на то, что дуэлянты должны были остановиться после первого выстрела. И это усложнило условия поединка.

Анализ и самой сцены дуэли и приготовлений к ней показывает, что в ее организации был допущен целый ряд ошибок, из-за которых она могла вообще не состояться. Так, Онегин приезжает к назначенному месту с серьезным опозданием, скорее всего — в несколько часов:

Уже редеют ночи тени
И встречен Веспер петухом;
Онегин спит себе глубоко.
Уж солнце катится высоко...

Лотман замечает, что, согласно дуэльным правилам, соперники могли отступить от условленного времени лишь на четверть часа, после чего дуэль считалась несостоявшейся.

Еще одним нарушением был выбор и поведение секундантов. Во-первых, Зарецкий, сосед и секундант Владимира Ленского, должен был предложить Евгению решить дело миром, однако «встал без объяснений; остаться доле не хотел, имея дома много дел». Во-вторых, он, дворянин, мог остановить поединок в тот момент, когда узнал, что помощником Онегина будет его слуга, француз Гильо, а ведь секунданты должны быть равными друг другу по статусу. Вместо этого бывший буян и атаман «картежной шайки», каким рисует его Пушкин, хладнокровно развел соперников к барьерам. Еще одним нарушением было то, что секунданты встретились в день дуэли, хотя должны были обсудить все правила накануне.

Итак, Зарецкий был заинтересован в этом поединке, надеясь, возможно, таким варварским способом разнообразить деревенскую жизнь. Забегая вперед скажем, что герой просчитался. Убийство Ленского оказалась незамеченным, а его могила вне церковной ограды свидетельствует о том, что похоронили молодого поэта как самоубийцу.

Мог ли Евгений самостоятельно отказаться от дуэли, прекрасно понимая, что был не прав? Увы, не мог. Дворянская честь требовала принять этот вызов «иль картель», иначе у героя были все шансы прослыть трусом. Целиться в воздух Онегин тоже не имел права, рискуя оскорбить этим противника. Что же касается спокойствия, с которым Онегин поднял пистолет и убил друга, то Лотман объясняет поведение героя тем, что тот признает диктат норм поведения, навязанный ему Зарецким, «и тут же, теряя волю, [Онегин] становится куклой в руках безликого ритуала дуэли». От себя добавим, что поведение Онегина на дуэли сходно с поведением самого Пушкина, для которого подобные поединки не были редкостью.

«Я знал Александра Сергеевича вспыльчивым, иногда до исступления; но в минуту опасности, когда он становился лицом к лицу со смертью, когда человек обнаруживает себя вполне, Пушкин обладал в высшей степени невозмутимостью. Когда дело дошло до барьера, к нему он являлся холодным, как лед».

Иван Липранди, участник Отечественной войны 1812 года, кишиневский знакомый Пушкина

Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. Л., 1983.
читать источник