В.М.Мокиенко «Загадки русской фразеологии». Времена, часы, година. Добрые часы и злые времена

Не гребень голову чешет, а время.
Пословица

ВРЕМЕНА, ЧАСЫ, ГОДИНЫ

Всепожирающий Хронос и хронофаги

Время... Ничто не достается человеку так просто и естественно, как оно, отстукивающее минуты и часы с нашего явленья на свет. Мы его часто и не замечаем, а если оцениваем, то обычно задним числом, либо же вглядываясь с надеждой в будущее. Оценка настоящего приходит с жизненным опытом, с мудростью, с трудностями, преодоленными за десятилетия.

«Время не ждет и не прощает ни одного потерянного мгновения» (Н. Г. Гарин-Михайловский). «Время и прилив никогда не ждут» (В. Скотт). «Деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время дороже всего» (А. В. Суворов). «Самая дорогая трата — это время» (Феофраст из Эреса).

Так могли сказать лишь люди, которых жизнь научила ценить каждое мгновение. Увы, часто эта наука приходит слишком поздно, когда время пусть еще не все, но львиная его доля — безнадежно упущено или растрачено, когда мы начинаем понимать по-чеховски, что «никогда не бывает потом». И тогда мы сетуем на летучесть, быстротечность и невозвратимость Времени, вспоминаем беспечальную, светлую пору детства и незабываемые золотые годы молодости. Чем меньше человек успел сделать доброго и полезного за свою жизнь, тем безнадежнее такие сетования, ибо главным мерилом Времени всегда оставался Труд. «Если хочешь, чтобы у тебя было мало времени, ничего не делай» — в этой шутке А. П. Чехова есть большая доля истины. Много времени лишь у того, кто, оглянувшись на прожитые годы, видит благотворные результаты своей деятельности, уверен в том, что и после него плоды его труда пригодятся детям, внукам, друзьям, согражданам.

Люди разных эпох и стран по-разному оценивали и представляли время.

Один из древнейших мифов о времени — греческий миф о Кроносе, связанный с легендой о золотом веке, когда этот доолимпийский бог управлял миром. Сын Урана (Неба) и Геи (Земли), младший из титанов, искалечивший и низвергнувший своего отца, Кронос был устрашен предсказанием, что и он будет низвержен одним из собственных детей. Поэтому «для профилактики» он проглатывал их сразу же после рождения. Жена Кроноса, Рея, сумела спасти лишь Зевса, завернув вместо него в пеленки камень. Выросший Зевс и привел в исполнение приговор прорицателей — ниспроверг своего отца с Олимпийских высот в подземное царство Тартар.

Культ Кроноса был особенно популярен в Олимпии и Афинах, где в его честь устраивались веселые празднества. Очень рано Кроноса по созвучию с древнегреческим словом хронос (время) стали почитать именно как бога Времени. В Древнем Риме с этим божеством стал отождествляться Сатурн, который также олицетворял неумолимое время, поглощающее все то, что оно само некогда породило. Сатурн почитался как бог золотого века, научивший людей земледелию, виноградарству и цивилизованной жизни. Празднества в честь Сатурна — сатурналии, отмечавшиеся 17 декабря, были
веселыми карнавальными гуляньями, когда слуги и господа менялись своими обязанностями, оделяли друг друга шутливыми подарками и устраивали выборы шуточного царя сатурналий. Эти праздники, которые постепенно растягивались на 5-7 дней, и стали своеобразным воспоминанием о «золотом веке», когда якобы царило всеобщее равенство и братство, а пища и другие материальные блага лились как из рога изобилия.

Память о Сатурне до сих пор живет в названии одной из планет, которая астрологами считалась мрачной, холодной и несчастливой, что, видимо, легко увязывалось с «людоедским» характером ее божественного патрона. Люди, родившиеся под знаком этой планеты, по предсказаниям астрологов, потому и не отличаются улыбчивостью и ярким темпераментом. Имя этого божества попало и в христианский недельный цикл — суббота у римлян и у некоторых современных европейских народов именуется «днем Сатурна»: латинское Saturni dies, английское Saturday. Так всепожирающее божество Времени постепенно сужало сферу своей деятельности.

Впрочем, миф о том, что время все поглощает на своем пути, останется живучим и актуальным до тех пор, пока мы движемся во времени. Вот один из новейших вариантов этого мифа — шутливый стишок, сочиненный минским профессором Б. Ю. Норманом:

Слыхали эту новость?
У нас в шкафу живет
Тот, кто любую овощь,
Любой продукт сжует.
Он яблок, помидору
И всю картофель съест,
Баранок без разбору
Умнет в один присест.
Прожорлив, как собака,
Тот, кто живет в шкафу:
Пропали тюль и тапок
И туфель на меху.
Он съел жилету кунью
И дедовский папах,
Персолем и шампунью
Который весь пропах.
Так кто ж ту путь проделал
Из шкафа в антресоль?
Мыш ненасытный, где он?
Где он, огромный моль?
Вы скажете: не верим!
Чтоб все пустить в труху?
...Но есть обжора Время —
Вот кто живет в шкафу!

Стишок сочинен с педагогическими целями: поэту-лингвисту хотелось обыграть колебания в роде существительных типа овощ, путь, картофель, антресоль, моль. Он ведь и предложил читателям найти в этом стишке ошибки в употреблении рода.
И, тем не менее, несмотря на шутливость формы, автору не удалось скрыть мифологического трагизма, навеянного Кроносом-Хроносом, пожирающим
всё и вся. Даже грамматические колебания существительных олицетворяют трепет перед самым прожорливым существом на свете — Временем.

Правда, как и все в нашем мире, этот процесс глубоко диалектичен: пока Время пожирает нас, мы — убиваем его. Выражение убивать время — не собственно русское, оно есть, например, во французском: tuer le temps и в немецком: die Zeit totschlagen, откуда мы его и заимствовали. Однако наши бездельники научились умерщвлять свое время не хуже французских или немецких. Убитое время — жестокий интернациональный образ, ибо это образ самоубийства бездеятельностью и скукой. Но еще более жесток образ тех, кто ворует или отнимает чужое время. Французский писатель А. Моруа метко заклеймил таких людей «времяпожирателями» — хронофагами.

В русском языке немало словосочетаний со словом время: тратить время впустую, растрачивать время попусту, проводить время зря, тянуть
время, время терпит, время не терпит, время не ждет... За каждым из них стоит и особый образ, и особая судьба. Последние три выражения, например,
все еще таят в себе память о Времени как о каком-то языческом божестве, распоряжающемся нами и нашей судьбой по своему усмотрению, уделяющем (отсюда и русская сказочная Доля) нам именно тот хронологический промежуток, которого мы достойны.
Для того чтобы докопаться до таких «временных» первоначальных образов, необходимы весьма длительные и трудоемкие «раскопки в слове».

Добрые часы и злые времена

В русском языке сохранилось множество следов того, как наши предки мифологически осмысливали время. Эти следы, однако, в большинстве
случаев остаются для нас незамеченными либо же просто воспринимаются как поэтическая метафора. Незамеченными прежде всего потому, что такие представления успели стереться из-за тысячекратного повторения в течение многих веков, стали привычными языковыми шаблонами. Так, большинство современных читателей Пушкина наверняка воспринимают сочетание близок час почти буквально: близок конкретный час кончины. Между тем здесь имеется в виду не година, содержащая 1/24 часть суток, но — время, пора, то есть Пушкин употребляет это слово в том же обобщенном хронологическом значении, в каком употребляют ныне поляки, чехи,
словаки или белорусы свой час. А именно такая обобщенность — часто гарантия древности, а следовательно, и мифологического осмысления часа-времени.

У большинства славян час — это предопределенное каждому человеку время для рождения, вступления в брак и смерти. Такой час может быть
к нам благоприятным и неблагоприятным, в зависимости от отношения Ее Величества Судьбы. Отсюда противопоставление добрый час и недобрый час в различных пожеланиях у русских, украинцев, белорусов или сербов.

В добрый час! — напутствуем мы и сейчас своих близких или друзей, отправляющихся в дальнюю дорогу или на какое-либо важное дело. В этом пожелании сохранилось и древнее значение часа (пора, время), и древнее значение прилагательного добрый (хороший, благоприятный), сравните:

Добрый путь! Доброе утро! Добрый день! и другие подобные приветствия. Прежде пожелание в дорогу доброго часа давалось с весьма прагматической» целью — чтобы в соответствии с суеверными представлениями предохранить Словом путника от злых сил и злоключений. Подобные благожелания были очень специализированы: практически на каждый случай или вид деятельности имелась своя «заклинательная» формула. Идущим в баню до сих пор говорят: «С легким паром!» — раньше это пожелание должно было предохранить моющегося от козней банника, домового, живущего в бане. Ни пуха ни пера, которое мы теперь чаще всего используем перед сдачей экзаменов, прежде говорили перед охотой, чтобы обмануть леших, оберегавших лесную добычу от человека.

Ведро молока! — приветствуют и поныне в ярославских деревнях женщин, доящих коров. Мыло в корыто! — так желают благополучной стирки в деревнях под Екатеринбургом.
Спорынья в дежу или Спорина в дежу — широко распространенное раньше благожелание, особенно при замесе хлеба; дежа означает здесь бочку. Кстати, спорина и спорынья, которые в народной речи
означают благополучие, плодовитость и приживчивость скота в крестьянском хозяйстве, — прямые потомки нашего «временного» слова пора.

Пожелание В добрый час! первоначально могло употребляться не только при прощании, но и в других ситуациях, требующих «обережения» от злых
сил. Так, поговорка В добрый час будь сказано! основана на поверье, что в «добрый час» можно говорить все, что хочешь, а в «худой час» лучше всего
отмолчаться. Это поверье отражено еще у Д. И. Фонвизина в «Бригадире»: «Вот уже Иванушке гораздо за двадцать, а он, в добрый час молвить, в худой
промолчать — и не слыхивал о грамматике».

Такой приговор очень напоминает известное всем присловье «от сглазу»: Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!                                  

Конечно, пожелание доброго часа не оставалось неизменным с древних времен до нынешнего дня. В прошлом веке в разных местах России оно с языческого, мифологического языка как бы переводилось на христианский — во всяком случае «конкретизировалось» именно на христианский манер, например: В добрый час Архангельский! В добрый час, в Благовещенский! Такие прибавки, по поверью, должны были отвратить неудачу, предохранить адресата от дурного глазу, порчи. Кроме того,
в литературном языке наше пожелание иногда как бы «наращивается» вторым, например Господь благословит! или Слава Богу! — что также отражает древнее состязание языческих и христианских течений нашего русского этикета: «Вот Саша подсадил Надю, укрыл ей ноги пледом. Вот и сам он поместился рядом. — В добрый час! Господь благословит! — кричала с крыльца бабушка. — Ты же, Саша, пиши нам из Москвы!» (А. П. Чехов); «Так только в том была его вина, что сделаться хотел он вашим тестем? Ну, что ж? И слава богу! В добрый час! Давно бы вам пора остепениться» (А. К. Толстой).

Сочетание в добрый час могло употребляться не только как благожелание, но и как своеобразное «временное» наречие — то есть когда-нибудь в благоприятное время, однажды в счастливую пору. В таком
значении оно встречается, например, у А. С. Пушкина в «Евгении Онегине», выражая ту же извечную мысль о «провиденческом» круговороте Времени:

...Поколенья,

По тайной воле провиденья.
Восходят, зреют и надут...
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!

Такое же значение имело устаревшее выражение нашел счастливый (благой) час на кого; в XVIII в. это значило, что кому-то повезло. «Сегодня на меня нашел счастливый час, и я, написав эту басенку, посылаю тебе на пробу» (Ф. А. Эмин). В современном языке сохранилось лишь антонимическое сочетание — не в добрый час, напоминая о прежнем противопоставлении «доброго» и «худого» времени.

Представление о «добром» времени как о счастье, а «худом, плохом, недобром» времени как о несчастье известно многим народам. У французов
bonheur (счастье) и malheur (несчастье) на первый взгляд и значат хорошее время и плохое время, так как heur воспринимается как час. Этимологи, однако, считают heur в составе этих слов омонимом французского heure (час), и в словаре для heur дается перевод счастье, удача. В таком случае bon-heur и malheur расшифровываются буквально как доброе счастье и плохое счастье.

Желая кому-либо удачи, англичане говорят Good luck! а французы Bonne chance! В составе этих фраз то же прилагательное хороший, добрый, что и в русском выражении. Да и само русское слово счастье, хотя этимологически и восходит к части, а не к часу, но и по вторичному созвучию, и по мифологическим представлениям счастье соотносится
со временем, а несчастье — с безвременьем.

«Отступило время от них: господь же с нами!» — эти слова, сказанные, согласно свидетельству летописи, князем Дмитрием Донским после разгрома
монголо-татар на реке Воже, приравнивают Время к самому всемогущему вседержителю и устроителю.

Час присутствует в популярном ныне выражении в одночасье, которое означает очень быстро, мгновенно, сразу. Писатели и журналисты употребляют его так, что создается впечатление, будто буквально оно значит в один час, то есть в короткий временной промежуток, равный 60 минутам: «Повылезло из неизвестных щелей и подворотен множество новых, невиданных никогда прежде людей, попёрло всё это по просторам жизни скопом, массой, силой. В одночасье одичало всё, поползло по швам, полезло шерстью дикой. Напаскудили кругом...» (В. Артёмов. Диссидент).

«Переход со сталинского феодального социализма к марксистскому постбуржуазному не может свершиться в одночасье. Это — процесс, призванный утвердиться «всерьёз и надолго» (Из газет).

Взглянем, однако, в это выражение с общеславянской «временной» перспективы. И окажется, что оно также стойко хранит в себе первичное, общее исходное значение время и буквально значит в одно [и то же] время, то есть — одновременно. Именно так его и понимают буквально украинцы, в языке которых давно сосуществуют наречия водночас и одночасно (в то же самое время, одновременно).

Время непостоянно, а час — не равен, или, говоря фразеологическим языком, не ровён. Мы употребляем просторечный оборот не ровён час, выражая некоторое опасение в том, что может случиться нечто непредвиденное, неприятное и неожиданное.
Эта смысловая тональность — тоже древнее мифологическое отношение к переменчивости Времени. Как бы человек ни возносился высоко, как бы ни был здоров, богат, удачлив — все может случиться, ибо Час — не ровён, колесо Фортуны ненадежно.
Еще и теперь такая «сбалансированность» Времени как распределителя взгод и невзгод (это тоже, кстати говоря, бывшие «временные» слова) живо ощущается в этом выражении. Века же два-полтора назад она была совершенно прозрачной. Один из писателей XVIII в. Н. Николев в сатире «Мирон», например, легко увязывает «неровённость» лихого часа с тем, что его подкликает сам бес:

Пусть наш Миронушка на споры богатырь,

Пусть гордостью надут как дождевой пузырь;

Но не равен часок, какого бес подкличет...

Тотчас увидит всяк, что дождевик пустой.

Бес тут — как и положено в сатире, связанной происхождением именно с одним из бесов, козлоногим греческим Сатиром, — может сыграть положительную роль, наказав не в меру возгордившегося «дождевика» Мирона. Бог — с хорошими, бес — с плохими, добрый час — с добродетельными, недобрый — с грешниками, счастье — достойным, несчастье — негодяям.

Этот народный, сначала языческий, а потом и христианский, идеал, конечно же, понятен и близок каждому современному атеисту, — разумеется, доброму, а не лихому. Ведь этот идеал справедливого распределения Времени — одна из тех вневременных мудростей, которые, утратив ныне мифологический смысл, продолжают сохранять свою гуманистическую, «добровременную» сущность.

читать источник