– Есть
степная поговорка в Казахстане о дружбе: «Если товарищ твой кривой,
старайся быть ему под пару». Как вам это нравится? – спросил я своих
двух товарищей по охоте.
Замойский
кивнул мне сочувственно головой, но Бородин, самый молодой из нас, как
это иногда бывает, оказался больше скептиком, чем мы, сильнее
потрепанные жизнью.
– Как это ни хорошо звучит, – ответил он, – но пеший конному не товарищ.
И рассказал нам один случай охоты на лыжах.
– Было
это, – сказал он, – в Загорске, тоже вот в такую же снежную зиму и под
самый конец зимнего охотничьего сезона. В то время, впрочем, не очень
давно, в Загорске еще только начиналось строительство заводов, и на том
конце города, где строился завод, одновременно складывалась и новая
жизнь, а на этом конце в лесу, где жила моя матушка, днем всюду козы
паслись и ночью стучала колотушка. Я приехал тогда в отпуск к своей
матушке и захватил еще несколько последних охотничьих дней. Приехал я
поздно вечером, искать кого-нибудь из знакомых для охоты было уже
некогда, в одиночку охотиться как-то не очень люблю. Но делать было
нечего, пропускать драгоценный денек не хотел и вышел на дворик свой
покормить Трубача.
Редкая
погода была для февраля легкий морозец, полная тишина, чистое небо с
мерцанием всех звезд, и в полной тишине совсем недалеко от нашего домика
ночной сторож шел с колотушкой и так мерно постукивал, что, казалось, в
этом же ритме и звезды на небе дышали. Вдали на том же конце города
свистели паровозы, гудели электровозы, какой-то шелудивый моторчик
шепелявил на третьем такте, и тут вот эти звезды и доисторическая
колотушка.
– А что это такое? – спросил я себя.
И с удивлением вспомнил, что в жизни своей я никогда не видал колотушку.
«Скоро
колотушки вовсе исчезнут, – подумал я, – и потом я уже их никогда
больше не увижу: история никогда уже больше не вернется к колотушкам.
Надо посмотреть».
Я
вышел за калитку, а сторож как раз тут и проходил возле самого дома. Я
подошел к нему, взял у него из рук колотушку, постучал, посмеялся.
Сторож тоже смеялся, а когда я заговорил, он тоже одновременно со мной
заговорил, и тут оказалось, что я имею дело с глухим человеком.
«И немудрено оглохнуть, – подумалось мне, – если всю ночь напролет каждые сутки проводить с такой колотушкой».
Руками,
глазами, ногами даже я старался показать сторожу мой особенный интерес к
колотушке, с тем чтобы понять, почему сторож, которому надо бы ловить
воров и затаиваться для этого, сам открывает ворам место своего
пребывания.
И
вот вы говорите, что если товарищ кривой, то должно себе глаз
поджимать: я ли не старался с этим глухим говорить, как глухой, а он
понял, что я не о колотушке выспрашиваю, а приглашаю его завтра идти с
собой на охоту. Узнав, однако, что он охотник, я с большой радостью
позвал его наутро с собой на охоту, и только просил его сказать мне,
каким образом он, глухой, будет мне давать знак о себе: без этого нам
двум из-под одной гончей будет трудно охотиться. Он понял меня и
спросил:
– А колотушка на что?
Это
мне было понятно: колотушка на охоте, как охотничий рог, но для чего
колотушка нужна сторожу – это так и осталось мне тайной.
Сторож поклонился мне дружески, пошел вперед и застучал.
Рано
утром при первом свете он явился ко мне с ружьем. Километра два мы
прошли и Трубач поднял беляка и погнал. Мы, как полагается нескольким
охотникам с одной гончей, разбежались в стороны, каждый со своим
собственным планом в голове.
Против
всякого ожидания гон оказался и при глубоком снеге неплохим. Не так
давно была осадка снега, и после того на этот наст снегу навалило не
больше как на собачью ногу.
К
великому нашему счастью, оказалось, что Трубач сквозь тот засыпанный
наст не проваливается и летит, как по первой пороше. К сожалению,
белячишко попался умнейший, один из тех, кого охотники зовут
«профессорами» или «химиками». Воскресные охотники до того настегают
таких зайцев, что с подъема они по прямой линии мчат версты две и потом,
когда вернутся, начинают так кружить, что никогда на свой след не
приходят, подстоять их почти невозможно, и убивают их только случайно.
Наш
заяц с подъему бросился вперед по прямой, а потом нашел себе болото с
таким частым ельником, что Трубач мог только еле-еле продираться, но
никак не бежать. Кроме того, в этом болоте, как это бывает, вода
обмерзла и после куда-то сбежала, получился лед-тощак, белый с узорами,
проваливается под ногой, как стекло, с треском. Не было никакой
возможности войти в это болото и ловить на кругах зайца-профессора.
Приходилось только идти кругом в надежде, что когда-нибудь Трубач
вытурит из болота мучителя. Самое лучшее было бы отозвать собаку и найти
другой след. Но Трубач, как все замечательные гонцы-мастера, был
непозывист и, пока зайца не убьешь, до тех пор с собакой не встретишься и
не подзовешь к себе даже стрельбой.
Случилось,
наконец, заяц вздумал бежать краешком болота, и я увидел его и взял на
мушку, и вот только бы спустить курок, откуда ни возьмись Трубач, и чуть
его не схватил. Заяц с испугу шарахнулся вон из болота, и Трубач с
безумным ревом пустился по зрячему.
Теперь
начался гон возле глубокого оврага, и так, что заяц ходит по одной
стороне, а перелезешь овраг туда, он станет ходить по этой. Особенно
плохо было тем, что к вечеру быстро стало морозить, и когда, перелезая
овраг, разогреешься, вспотеешь, то потом мороз быстро схватывает и зубы
начинают дробь выбивать. Будь бы товарищ мой не глухой, я потрубил бы
ему, мы бы сговорились и ждали зайца на той и другой стороне. А вы
говорите, что зрячий человек из-за дружбы должен поджимать себе глаз. Я
считаю, что это в корне неверно: не поджимать себе глаз или затыкать
себе уши хотел я на этой охоте с глухим товарищем, а просто, как лютый
зверь, разорвал бы его в то время в клочки. Между тем охота – это такое
занятие, что чем больше крепнет мороз, тем сильнее растет в тебе
упорство.
В
последний раз я решил перелезть овраг и, приступив к этому труднейшему
делу, заметил свежий заячий след. Это не был след нашего гонного зайца,
это был новый след, и мало того: лапка этого зайца в одном месте
пришлась на мою лыжницу. Это значило, что день уже кончался, и спавшие
днем зайцы начали вставать. Этот свежий заячий след как будто
выговаривал:
– Спи, спи, человек, ходи, ходи, заяц.
Мне всегда становится жутко, когда зимой в лесу вечереет и зайцы встают. В это время природа как будто говорит:
– Уходи, уходи, человек, гуляй, гуляй, заяц.
Торопясь
перебраться через овраг, я нажал на правую лыжу, и вдруг моя лыжа
треснула пополам, и правая нога глубоко вместе с поломанной лыжей
уткнулась в снег. Я освободил ногу сначала из поломанной лыжи, потом из
целой, в надежде, что, может быть, подснежный наст, державший так хорошо
Трубача, при моей осторожности выдержит и меня. Но расчет мой бы
неверен: подснежный наст легко хрустнул, и я по грудь очутился в снегу.
На этом снегу потерять лыжу значило то же самое, что в открытой воде
остаться с худым челноком: там зальет вода, здесь закостенит мороз. По
такому снегу без лыж полверсты не пройдешь, и выбьешься из сил, и
замерзнешь.
В лесу вечереет, а морозное небо разгорается, по минутам нарастает мороз, и деревья начинают трещать и шептать:
– Спи, спи, человек, ходи, ходи, заяц.
Теперь
оставалась только одна надежда, что глухой застучит в колотушку и, не
дождавшись меня, станет искать: не бросит же он в лесу товарища.
Я
осмотрел поломанную лыжу. Причиной поломки оказался один только
гвоздик, несколько лет тому назад второпях забитый мною, чтобы
прикрепить ремешок. Этот гвоздик от сырости давал постоянно ржавчину, и
мало-помалу эта желтая разъедающая дерево жидкость распространялась и
ослабляла сопротивление дерева. Пришло время, и на этом месте доска
просто треснула насквозь и теперь держалась на тонкой древесной планке. Я
попробовал выправить лыжу и стать на свежем снегу, она опять согнулась.
Но когда я поставил лыжу в старый след, лыжа держалась. В этом мало
было утешения.
Стало
быстро смеркаться, и вдруг недалеко от меня, в каких-нибудь ста шагах,
раздался резкий стук колотушки. Обрадованный, я закричал во все горло,
забывая, что имею дело с глухим человеком. Мой крик оказал обратное
действие на поведение товарища: колотушка стала быстро удаляться. В
отчаянии я принялся стрелять, и с каждым выстрелом колотушка слышалась
все дальше и дальше: это был совершенно глухой человек. Тогда я
сообразил, что ведь это охотится со мной ночной сторож, что при
наступлении сумерек ему надо спешить на место свой работы, что на
сломанной лыже мне догнать его невозможно.
А
деревья всерьез начали стрелять, как бывает это только в самый сильный
мороз. Мне оставался один только выход – идти своим следом обратно,
лазить из оврага в овраг, потом прийти к болоту, ходить вокруг болота и
вообще сделать столько же движений, сколько я сделал за весь день.
Возможно ли это?
Будь
у меня спички, я бы не горевал, я развел бы костер и переночевал бы у
костра, но только недавно я бросил курить и спички с собой не захватил.
Мало-помалу наступила такая тьма, что исчезли из глаз в лесу даже следочки зверей. Тьма шептала невидимым зверькам:
– Ходи, ходи, заяц!
Мороз, сам хозяин Мороз начинал мне шептать:
– Спи, спи, человек.
Лыжа
по старому следу сама вела меня, я двигался вперед и вдруг уперся возле
оврага. Рискнуть скатиться в овраг в темноте было невозможно, лыжа
могла зацепиться за куст и совершенно сломаться, если же лезть на ту
сторону и потом лезть опять обратно, и опять, и опять.
Я
погибал в пяти километрах от города, мне были слышны свистки паровоза,
гудки электровоза, и так хорошо знакомый четырехтактный моторчик с
пришепетыванием на третьем такте отчетливо вел свою обычную беседу с
тишиной, как будто я не погибал, а вышел на свой дворик покормить
Трубача.
– Спи, спи, человек!
И
вдруг страх гибели проник в мою душу, в мое тело до косточки, и сразу
же явился план спасения. Я должен идти без лыж, лезть по снегу, как
медведь, до того места, откуда мне слышалась колотушка. Осилю – так, не
осилю – погибну. Значит, надо осилить: весь я должен собраться теперь в
одно это надо.
Мне
удалось сделать все, как я замыслил. Лыжи глухого были значительно шире
моих, и мои по этому широкому прямому следу пошли, как неполоманные,
так вот и пошли, и пошли.
И
что-то очень скоро вырос передо мной телеграфный столб, и на дорогу я
вышел с такою же радостью, как моряк, потерпевший кораблекрушение,
приплывает к берегу.
Этой морозной ночью все звезды собрались над Загорском, и шепелявил моторчик, и колотушка стучала как ни в чем не бывало.
Так Бородин закончил свой рассказ и после того обратился ко мне с нравоучением:
– Нет, не согласен я с вами: если и товарищ кривой, не советую поджимать себе глаз, а с глухим затыкать себе ухо.
– Позволь, мой друг, – сказал полковник Замойский, – ты что же это на глухого обиделся и на кривого, когда сам кругом виноват?
– Я ни в чем не виноват. Что я мог сделать в лесу, когда лыжа сломалась и глухой товарищ бросает тебя?
– А
при чем тут глухой? – спросил Замойский. – Ты же сам рассказал, что
несколько лет тому назад вбил в лыжу гвоздик и он несколько лет
распускал в дереве ржавчину, а ты не обращал на это никакого внимания.
Тут все дело не в глухом товарище, а в собственном гвоздике: у тебя не
хватило в голове какого-то гвоздика.
И когда мы весело посмеялись над молоденьким лейтенантом, Замойский сказал:
– Нет,
я все-таки согласен с казахами: если твой товарищ кривой, старайся
поджимать глаз, чтобы стать ему под пару. Кто же понимает вообще
пословицы, поговорки, загадки в буквальном смысле слова! Пословица
казахов говорит только о дружбе: что дружба через друга дает глухому
уши, слепому – глаза. Вот в чем дело!
Я
знаю один удивительный случай, когда дружба помогла слепому достигать
больше, чем если бы он был зрячим, и глухому действовать, как если бы он
обладал тончайшим слухом.
И
рассказал нам об одном глухом поваре в Вологде и слепом музыканте. Оба
любили до смерти глухариную охоту, требующую особенно тонкого слуха и
зрения. Слепой музыкант, как это постоянно бывает со слепыми, обладал
чрезвычайно тонким слухом, а глухой повар замечательным зрением. Никто
не мог из охотников услыхать на току глухаря так далеко, как слепой
музыкант, и никто не мог его так скоро оглядеть в полумраке, как глухой
повар. И так оба неразлучные друга, глухой и слепой, приносили каждую
весну глухарей много больше, чем все обыкновенные охотники.
Комментариев нет:
Отправить комментарий