Есть русская интеллигенция.
Вы думали — нет? Есть.
Не масса индифферентная,
а совесть страны и честь.
Есть в Рихтере и Аверинцеве
земских врачей черты —
постольку интеллигенция,
постольку они честны.
«Нет пороков в своем отечестве».
Не уважаю лесть.
Есть пороки в моем отечестве,
зато и пророки есть.
Такие, как вне коррозии,
ноздрей петербуржской вздет,
Николай Александрович Козырев —
небесный интеллигент.
Он не замечает карманников.
Явился он в мир стереть
второй закон термодинамики
и с ним тепловую смерть.
Когда он читает лекции,
над кафедрой, бритый весь —
он истой интеллигенции
указующий в небо перст.
Воюет с извечной дурью,
для подвига рождена,
отечественная литература —
отечественная война.
Какое призванье лестное
служить ей, отдавши честь:
«Есть, русская интеллигенция!
Есть!»
Вячеслав Раков « Есть русская интеллигенция...»
Есть русская интеллигенция.
Вы думали — нет? Есть.
Не масса индифферентная,
а совесть страны и честь.
А. А.
Вознесенский
В те годы, когда это писалось, интеллигенция в России
определенно была.
Поясню, что я понимаю под интеллигенцией.
Во-первых, это не просто образованный слой, а эссенция
этого слоя. Иначе говоря – нравственная элита нации, ее референтная группа,
создающая и воспроизводящая человеческие образцы, по которым настраивается и
ценностно воспроизводится общество в целом. Наличие такой группы позволяет
говорить, что перед нами не «конченая страна», а полноценно живущий и
развивающийся социокультурный организм. И, напротив, отсутствие такой группы
свидетельствует о болезни нации и о ее деградации. Необходимая оговорка: интеллигенция не
исчерпывает понятия нравственной элиты. Помимо нее эту элиту могут представлять
люди, не входящие в образованный класс, в частности, религиозно одаренные люди,
воплощающие в себе духовный смысл Традиции и существующие на границе здешнего и
Иного.
Во-вторых, интеллигенция – «мозг нации». Она проясняет
национальные смыслы и стратегии, создает, поддерживает и обновляет национальную
картину мира. Благодаря интеллигенции, мы понимаем, откуда мы, кто мы и куда мы
идем. Интеллигенция – живой орган общественной рефлексии.
В-третьих, интеллигенция наделена критическим и
гражданским чувством: она бичует общественные язвы и тем самым предохраняет
нацию от исторического застоя.
Историческая справка: интеллигенция как новое,
внесословное образование возникает в странах Западной Европы в XIV – XV вв.
Первыми европейскими интеллигентами были гуманисты, заложившие основы светской
культуры и создавшие во многом новую антропологию, точкой отсчета которой стал
человек, воспринимавшийся как «середина мира», как «смертный бог», а в
дальнейшем как самодостаточное существо с «я» в качестве психологического
центра.
В XVII в. гуманистов сменили научные и философские
«гении», а в XVIII в., в эпоху Просвещения, складывается мощная генерация
идеологов, создавших «матрицу современности», включавшую в себя новый образ
мира, общества и человека, а также веру в преобразовательную миссию науки и
разума. Вероятно, именно просветители стали первыми интеллигентами в
современном смысле слова: они сочетали в себе нравственный энтузиазм и
творческую мысль, не чуждую, впрочем, идейного фанатизма. Кроме того, они были
решительно настроены на общественные преобразования, призванные обеспечить
личные и политические свободы. Интеллигенты (интеллектуалы) XIX столетия в
целом следовали их заветам. В отсутствие прежней духовной элиты они заняли ее
место, став, в сущности, «умом, честью и совестью» своей эпохи. И это без
иронии.
Русская интеллигенция возникает, как известно, в том же
XIX в. – лучшем, на мой взгляд, нашем столетии. Как и в Европе, в России
интеллигенты оттесняют на второй план религиозную элиту, в синодальный период
во многом утрачивающую влияние на грамотную, думающую и деятельную часть
общества. Русская интеллигенция стала в это время своего рода альтернативной
церковью. Ее символ веры в преобразованном, секулярном виде содержал в себе все
те же религиозные интенции: веру в царство справедливости и равенства,
жертвенность, аскетичность. Интеллигентская «святость» могла поспорить и
«спорила» со святостью Амвросия Оптинского, Игнатия Брянчанинова и Феофана
Затворника.
В XX в. русская интеллигенция закрепила за собой статус
совести народа. В советское время, в особенности с 60-х гг., интеллигенты
становятся в нравственную оппозицию выветривающейся, эрозирующей партийно-бюрократической
идеологии. С известными поправками повторяется ситуация XIX в., когда так
называемая революционная интеллигенция раскачивала российский самодержавный
режим, противопоставляя ему иной социальный проект. У интеллигентов 60-80-х гг.
XX в., как и у их предшественников из нашего классического далека, были
убеждения, была харизма. Им было что сказать и их было кому слушать и читать.
Имена Солженицына, Лихачева, Аверинцева, Лотмана были для нас почти священными.
Встречи в останкинской студии с писателями или кинорежиссерами собирали
огромную телеаудиторию. Интеллигентам внимали как проповедникам, как апостолам
внутренней свободы.
Последняя (по времени) вспышка общественного спроса на
моральных лидеров интеллигентского чекана пришлась на рубеж 80-90-х гг.
прошлого века, когда, как казалось многим, начиналось возвращение России в
цивилизованный мир.
Однако надежды на скорое историческое обновление, как мы
знаем, оказались преждевременными. Россия вступает в состояние системного
кризиса и стремительно теряет свойственное ей прежде идеологическое и
культурное напряжение. Это тут же сказывается на судьбе интеллигенции. Она
перестает быть общественно востребованной. Из ее рядов бегут тысячами – в
бизнес, в продажные СМИ, в рутинное существование, в преступность, наконец.
Бегут к деньгам и к простой жизни. В этом была своя маленькая справедливость:
жизнь открывается заново, ее обычные, витальные радости становятся
занимательней книг и культурных ценностей. Жизнь берет у них реванш за
десятилетия запретов.
То, что произошло с российской интеллигенцией в 90-е
годы, можно назвать коллапсом. Можно сказать, что интеллигенции больше нет, что
она кончилась. И впрямь: где сегодняшние властители дум? Мы в них уже не нуждаемся. В известном смысле
мы стали взрослее и самодостаточнее. Мы живем в жестоком мире, который учит нас
выживать. Важно только это. Все остальное – просто ля-ля. Или бла-бла. При чем
здесь интеллигенция?
Я намеренно дал слово своему виртуальному оппоненту. Так
будет интереснее, объемнее и честнее. Сам я думаю несколько иначе:
интеллигенция не кончилась. Она сошла в катакомбы. У нее имеется еще одно не
отмеченное мною выше свойство: она может обойтись без аудитории. Она живет по
закону Ухода-и-Возврата, выведенному в свое время А. Тойнби: только уходя,
можно вернуться по-настоящему; только обновив себя, можно обновить историю.
Хотя я лично предпочитаю более сильный вариант этого закона, начертанный в
Евангелиях: если упавшее в землю зерно не умрет, то останется без плода; если
же умрет, то плод его будет обильным (Ин. 12:24). Это я отношу и к человеку, и
к социальной группе.
То, что переживает сейчас российская интеллигенция –
исторически объяснимо и по большому счету нормально. История время от времени
прерывается, как дыхание или как разговор. Нужно дать ей прокашляться. Хотя
надо быть готовым к любому исходу. Интеллигенция может уйти и не вернуться,
если «наверху» не останется тех, кто
имеет уши. Это, впрочем, не самое страшное. Она может оказаться неспособной
идти «путем зерна». Вот это будет пострашнее. Тогда интеллигенции у нас уже
нет. Я, однако, вижу, что думать так – преждевременно. Я знаю тех, кого
притягивает собственная Глубина, на какой-то отметке становящаяся
всеобщей.
И последнее: наше жестокое время может ускорить
возвращение интеллигенции. Как и регенерацию истончившегося слоя живых
носителей Традиции. Людям может рано или поздно наскучить жить исключительно на
поверхности. Вообще говоря, страдание – лучший учитель. Оно либо ломает, либо
заставляет реально меняться. Я надеюсь на последнее. Ничего другого мне не
остается.
Владимир
Киршин «Эволюция интеллигента»
Для удобства тему
«Интеллигенция и интеллигентность» лучше поделить надвое. Я, например, вообще
никогда не смешивал эти два разных понятия. И правильно делал, как выяснилось.
Потому что нынешняя ситуация выглядит, с точки зрения постороннего наблюдателя,
абсурдно: интеллигенции нет, а интеллигенты – вот они. Некоторые люди от этого
сходят с ума. Они заслуженно гордились принадлежностью к «тонкому слою
общества», а его, оказывается, уже нет?! Причем, надо понимать: для них
«принадлежность» – главное слово, ибо настоящий интеллигент о себе и своих
заслугах старается не думать, он сосредоточен на учителе, коллегах, на своей
работе, на качестве общения – на принадлежности. А к чему? Ему говорят: нет
больше интеллигенции, ее роль исчерпана, – свободен! И заветное слово
«свободен» в этом случае звучит хамски. Драма.
Однако все становится на свои
места, если спокойно рассмотреть эти две темы: «Интеллигенция» и
«Интеллигентность» – по отдельности.
Первая тема, сразу признаюсь,
не моя. Роль интеллигенции в истории, культуре – это к историкам,
культурологам. У них свои методы: сбор данных, обработка, интерпретация…
Вторая тема меня греет больше:
интеллигентность как качество личности – она лучше всего проявляется именно при
отсутствии интеллигенции, при отсутствии гражданского общества и тотальном
отказе от возвышенных идеалов.
Драма интеллигента: как жить,
если нечему служить? Вот тема!
«Лишний, как воздух в шприце,
ёрзаешь по строке» (Сергей Матросов). Зачем писать? Кому? Учишь детей
грамотности – а в тренде вольность буков. Учишь внуков благородству – а
соцзаказ требует нахрапистых лидеров. Жизнь поставляет материал для литературы
вагонами. Смерть героя уже не чрезвычайное происшествие, герой вообще умер как
таковой. Толпа вопит: задолбал! Хватит воспитывать, развлекай меня!
Превосходная обстановка для
письма «в стол». Проблематика – пальчики оближешь: высокие цели сняты,
интеллигентность зависла, замкнулась сама на себя, – может, откажемся от
планки? От требований к себе, вдруг оказавшихся завышенными?
И вот тут безо всякой
культурологии, вопреки науке – методом искусства, путем детальной проработки
художественного образа интеллигента, оказавшегося в вакууме, мы выходим за
пределы привычного образа.
Мы не хотим отказаться от
высоких требований к себе, мы поднимаем планку еще выше – но не из упрямства, а
по закону эволюции. Мы осознаем «вакуум» как горний мир, нуждающийся в нас, в
нашем деятельном присутствии, в служении некоей высшей Идее. Мы знаем, читали,
– она абсолютна, эта Идея. Она не зависит от политики и экономики, да и от
времени – тоже. Мы вдруг видим это, убеждаемся. И с недоумением вспоминаем, как
самоотверженно служили наши учителя разным прекрасным, но противоречивым
идеалам: то царю, то народу, то коммунизму, то «чистому искусству», то свободе…
Плутали ведь, факт! Но был у
нас какой-то внутренний компас, и вот он вывел из дебрей, и всё встало на свои
места, и нет больше «вакуума», а есть любовь, которая «долготерпит и не ищет
своего»… Далее по тексту, известному.
Это наш протагонист так
рассуждает. А антагонистом ему знаете, кто выступит? Гопник? Не-ет. Гопник у
нас будет палачом. А новым Пилатом будет интеллигент технический (не по роду
занятий, а по отношению к господствующей идеологии: колеблющийся вместе с
партией). У него всё то же самое, только без фантазий: никакого Бога нет. Тоже
знакомый тип интеллигента, правда? Такой блуждающий кодекс чести; сегодня он –
импер-патриот, соратник Гопника.
Действие происходит в наши
дни: мир на пороге войны. То есть ставки высоки, конфликта герою не избежать.
Чем дело кончится – не знаю. Правда, не знаю. Я же не публицист, т.е. не
аффилирован ни одной из сторон, подыгрывать кому-нибудь одному мне не
интересно. Я исследователь, у меня стенд испытания идей – письменный стол. Надо
написать роман об интеллигентах нового времени, чтобы узнать истину.
Владимир
Киршин «О чем «древнерусская тоска»?»
Интеллигент как промежуточное
состояние
После публикации моего материала «Эволюция
интеллигента» («Филолог», №27) меня попросили развить эту тему на видеовстрече
(Perm Pablic TV Live). Ниже – изложение моего сообщения. Без публицистических
претензий, просто размышления вслух.
Дела-то наши плохи. Имеем
чудовищную неразбериху в терминах, не говоря уже о решениях проблем.
Готовясь к встрече, я, что
называется, пообщался с народом: кто что думает об интеллигентах и
интеллигентности? Народ называет такие приметы:
«образованный»;
«мыслящий самостоятельно»;
«мыслящий творчески»;
«с мозгами»;
«воспитанный».
Народные пастыри упорно путают
интеллигентов с диссидентами. Одна дама-«шестидесятница» ошарашила
безапелляционным тоном: «А разве может быть интеллигент вне политики?!».
Возражать ей не стал. Моя цель – не победить в дискуссии, а сориентироваться и
продолжить движение.
Вот результаты моей короткой
ориентировки – с прискорбием констатирую: извините, всё это чушь. Потому что
все вышеперечисленные приметы подходят для описания современного вора-казнокрада:
образованный, мыслящий самостоятельно, даже творчески, ну, то есть, парень с
мозгами, хорошими манерами и даже с идеалами, но – вор.
Да что там говорить, это же
портрет каннибала Лектора из фильма «Молчание ягнят»!
Политическое инакомыслие –
тоже не тянет на атрибут интеллигента. По иронии судьбы, муж той высокомерной
дамы-«шестидесятницы» – типичный интеллигент вне политики. «Мы не боролись с
советской властью, – его слова, – это она сама к нам приставала».
И правда, мы жили своей
жизнью, в подполье. Художник, который вступал в полемику с господствующей
идеологией, чаще всего проигрывал как художник. Полемика засасывала, лишала
полета… Он бесился. Шарахался от теней. Накладывал на себя руки. Эхо трагедии
русской интеллигенции: «Не падайте духом, поручик Голицын…», – Россию, кстати,
поручики потеряли, когда лично стали бить солдат по зубам: потеряли лицо,
утратили присутствие духа перед пришествием Хама. А ведь знали, что Хам
приходит изнутри наших душ. Но ничего уже не могли с собою поделать, литература
подтверждает: обмельчали души задолго до Первой мировой.
Не все, конечно! Вот пример из
эпохи Второй мировой: врач, который одинаково усердно лечит и партизана, и
эсэсовца. И не надо его спрашивать: почему? Пошлет на три буквы и займется делом
– простым будничным служением, намного более высоким, чем идеологическая хрень.
И вот здесь мы находим искомое
определение. Интеллигент – это служение высокой идее, и больше ничего. Именно:
служение. Именно: высокой. И больше ничего, так как, если он не фальшивый, а
настоящий интеллигент, то для него ничего больше не существует, кроме его
высокой идеи. В том числе, и он сам не существует: он предан идее всецело и
молча, без пафосных деклараций. И вся его деятельность состоит в наполнении
идеи конкретным смыслом, в воплощении ее в жизнь. Для этого он
самосовершенствуется – получает необходимое образование, школит себя,
оттачивает чувства и мысли. Для победы своей высокой идеи он принужден мыслить
критически, самостоятельно, творчески. И тогда он, сам не желая того, обретает
узнаваемые черты характера, внешности, поведения. Именно в таком порядке, если
он – настоящий.
Если крашеный, то да, тут все
наоборот – вперед вылезают внешние приметы, а низкий мотив прячется. Крашеные
интеллигенты, интересная тема для исследования, но мы сейчас не о них.
Мы о настоящих, они гораздо
интереснее! Среди них большинство – добросовестно заблуждающиеся люди. Ведь
проблема интеллигента не в том, что он в своей стране не у дел, это – так,
предлагаемые обстоятельства: вчера был востребован, сегодня – нет, завтра опять
понадобится. Проблема в относительности высоких идей. И, соответственно, в
блужданиях их адептов.
Ведь что такое высокая идея?
На видеовстрече один из
участников не сдержался: «А имперские амбиции? Разве настоящий интеллигент
может поддерживать "высокие" имперские амбиции?!»
Отвечу: номинально может. Кто
из нас не обманывался, принимая низкое за высокое? Оглянемся и убедимся, что
вся история интеллигенции – это история добросовестных заблуждений.
Самоотверженность интеллигента прекрасна, разочарования – горьки. Горечь – его
удел. Но что значит – «номинально»?
Да то, что он обязан перерасти
свой номинал после первого, ну ладно, второго разочарования. И прийти к
общечеловеческим ценностям, и пойти дальше, выше, не задерживаясь – к
абсолютным ценностям, простившись с детской болезнью интеллигентности навсегда.
Для меня интеллигент –
промежуточная ступень в развитии личности. Короткое, болезненное недоразумение,
прекрасное на старте и ужасное на финише, в котором люди по ряду причин
умудряются зациклиться на всю жизнь.
Что это за причины, попробуем
разобраться ниже.
Благородство как народная мечта
Плохо жить в абсурде. Поэтому я объясняю себе
происходящее, как умею.
Причину всех катаклизмов
нахожу в душе народа, русского – уж точно. Для нас, русских, душевное состояние
– это прямой внутренний мотив. К счастью, он скрыт, не осознан, поэтому он
часто выпадает из поля зрения политиков, плохо поддается учету и регулированию.
Русские – точнее, славяне: мало-, бело-, великороссы – постоянно ставят умников
всех мастей в тупик. Но больше сами страдают. Может быть, осознание причины
облегчит нашу участь?
Думаю, причина: тоска по
благородству.
Она стара, неизбывна и тяжела.
Как будто давным-давно, в начале времен, показали нашему народу даль светлую и
бросили – и добраться туда никак, и забыть невозможно. Как жить? Иногда
отпускает. Потом обостряется в какой-нибудь дикой форме.
Изначально «благородство»
понимали буквально – сытая жизнь по праву рождения, от Бога. Она – господам, а
ты, холоп, распластайся и не ропщи.
Потом – сытая жизнь
заслуженная, от Царя. Это «золотой век»: власть священна, а общественный
договор опирается на слово «честь». Были, конечно, и тогда надувательства, но
общество осуждало, и банкрот сам себе пускал пулю в лоб.
Вскоре «заслуженных» господ
стало много, господа измельчали, и кончился «золотой век» – мелочному барину
служить тошно, поэтому холопы взяли моду перечить. Пустились копировать господ,
изображать из себя «благородных». К этому времени появились в огромном
количестве фабричные рабочие – те вообще «без царя в голове».
И фабричные, вот молодцы,
задались целью создать нового, совершенного, человека. Такого – умного муравья,
с благородной душой («землю попашет, попишет стихи»). Бога упразднили, а душу
оставили (соцреализм допускал это слово). Понимаете, что произошло? Душу
оторвали от Творца и вручную занялись формированием ее благородства. Расписали
внешние, социальные параметры: кто достоин называться Строителем Коммунизма,
кто нет. Расписали и внутренние черты благородной личности. И всё у них было –
ресурсы, философская база, но… Не получился совершенный, благородный человек.
Напротив, извели лучших.
Почему не получился – об этом
написано много. Мое мнение: саботаж населения (сам был в числе саботажников).
Помнится, к концу 1970-х советский человек раздвоился: в идею уже не верил, но
все еще делал вид строителя. А тоска по благородству нарастала! Потому что
стыдно было все это: изображать.
И поэтому рухнула вся
идеология к чертям собачьим, и следом развалился СССР. Исключительно по причине
стыда.
После пропагандисты в понятных
им терминах объяснили кризис, как обычно наплевав на внутренний мотив
недорастленного народа – тоску по благородству.
Экономисты – те, кроме своих
диаграмм, ничего не видели. Для них мы – «людские ресурсы», статистические
единицы. Они хотели стране добра, но своей бесчеловечной шоковой терапией в
считанные недели превратили население в зверей. Звери пожрали несогласных.
Выжили хитрецы, лицедеи.
Умеющие казаться, но не умеющие быть. И при этом внутренне неудовлетворенные,
тоскующие, алчущие благородства, и не только внешнего, а вот какого-то такого…
специального. Внутреннее измерение в их мышлении отсутствует, поэтому они не в
силах объяснить, что это такое, благородство, что с ним делать: каким бантом повязать
и на каком месте носить. Но – почему-то! – без него им кусок в рот не лезет,
никакое бабло не в радость.
Первое, что хитрецы сделали,
похерив идею коммунизма, – объявили себя «господами». Стали платить любые
деньги за «эксклюзив», кинулись заглатывать любой товарец, если на нем есть
этикетка «элитный», и – ура, полез кусок в горло! И бабло стало в радость!
Но ненадолго. Не прошло и
двадцати лет, как выяснилось, что «господин» не тот, который все может себе
позволить, и не тот, кто повелевает и карает, а тот, который свободен: от
страха, например, что отберут украденное и еще наваляют за то, что украл. Кто
отберет? Вроде некому. Но все равно страшно. Так сами собой выросли
трехметровые стены вокруг особняков, телохранители, сложная система воровской круговой
поруки – над каждой сонной артерией дежурит десяток заточек…
Отсюда так называемая
немотивированная агрессия. Бредовые идеи «господства», имперские амбиции,
ксенофобия, паранойя: «Вперед, Россия, назад в СССР!» – очередное обострение
все той же «древнерусской тоски».
Вот написал, и чувствую
облегчение: определил-таки для себя внутреннюю связь с другими, непохожими на
меня людьми. Тяжелая, недужная связь, но без нее мы враги. Без нее – война.
источник
источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий