VIII
…Героем нашего романа
Евгений будет, но о нем
Мы речь особо поведем,
А нынче это слишком рано,
Ведь мы про папеньку его
Еще не знаем ничего.
IX
Он был, друзья, по хлебной части,
И двухэтажный этот дом,
И двух детей от жирной Насти
Добыл он собственным трудом.
Довольно вытерпели муки
Его мозолистые руки,
Пока добилися того,
Чтобы не делать ничего.
К распеву киевскому падок,
Принял смиренномудрый вид,
Ильинский посещал он скит
И, всей душой любя порядок,
Евгенья по субботам сек
Сей аккуратный человек…
XII
Его почтенная супруга
И мать героя моего
Была мягка, была упруга,
Кругла – и больше ничего!
Любила негу бани жаркой,
Дружила с собственной кухаркой
И знать могла наперечет,
Не выходя из-под ворот,
Число безумных поцелуев,
Что в полуночной тишине
Возжег Адуева жене
Поручик пламенный Колгуев.
И этот важный эпизод
В душе носила целый год…
XXIII
…Но время тает, убегает,
Уже Евгений мой не раз
Краснеет, если повстречает,
О девы трепетные, вас,
О гимназистки в синем, красном,
Зеленом, – и призывом властным
Уж для него теперь звучит
Улыбка девичьих ланит.
XXIV
Как земледел над пышной нивой,
Склонясь над юною губой,
Уже цирюльник говорливый
Косит уверенной рукой.
Уже румяная Ревекка
На «молодого человека»
Загадочный бросает взгляд —
И получает шоколад.
Уже… Но, сердцем памятуя
Свой вожделенный аттестат,
Онегин Геродоту рад
Отдать всю негу поцелуя,
К подстрочнику, а не к устам
Склоняясь пылко по ночам.
XXV
Мороз… Темно… Улыбка… Шубка
И под платочком пара глаз.
В калошах ножки, муфта, юбка…
Чего еще? – спрошу я вас.
«Куда идете?»
«Слава Богу,
Я и без вас сыщу дорогу».
«Нет, я боюсь, чтоб не пристал
К вам тут какой-нибудь нахал».
«Да кроме вас – пристать кому же?»
Легко, свежо… Хрустит снежок.
На нем уже две пары ног
Видны рядком… Под вихрем стужи
Блажен, кто был в расцвете лет
Лобзаньем девичьим согрет!
XXVI
Среди сердечных попечений
Убивши юные года,
Блаженства этого Евгений —
Увы! – не ведал никогда.
И в первом классе он со мною
Не увлекался чехардою,
И не пытался во втором
Идти в Америку пешком.
И в третьем он не бредил спортом
И чрез рекреацьонный зал,
Как Уточкин, не пробегал,
Стихов он не писал в четвертом,
И драму «Бешеный прыжок»
Не слал в «Одесский водосток»…
1904
Юрий Олеша. Новейшее путешествие Евгения Онегина по Одессе
…Вот я и в городе… Тут кони
По звонким мостовым стучат,
И аппетитно у Фанкони
Дымит горячий шоколад…
О, время прежнее… Как было
Здесь, в этом городе, все мило
Для Пушкина и для меня!
Тогда мы с ним с начала дня
Искали чувственных гармоний —
То у Отона, где всегда
Бонтоны, гости и еда,
То там, где дивная Тальони
Вложила силу и талант
В неподражаемый пуант…
…Висит туманом дым табачный,
Не умолкает разговор.
В углу о сделке неудачной
Грустит над кофе мародер…
Тут кто-то в промежутках торга,
Захлебываясь от восторга
И затопив слюною рот,
Рассказывает анекдот…
А после франтик лопоухий,
Влетев с разбега на крыльцо,
Состроит страшное лицо
И шепотом разносит слухи,
Что будто с Марса на Фонтан
Упал немецкий гидроплан…
…Ах, одесситы все готовы
На новый лад слова менять —
Здесь лишь разводятся коровы,
Написанные через ять…
Не спекулянт, а спекулятор,
Не симулянт, а симулятор;
Понтить – здесь означает врать,
Взамен форсить – фасон ломать;
Увы, к последнему примеру
Нам не добраться – их полно,
И ведь не ново: уж давно
Себе блестящую карьеру
На этом сделал, мстя за свист,
Небезызвестный юморист…
1918
Лери (Владимир Клопотовский). Онегин наших дней
1
«Когда злой ВЦИК вне всяких правил
Пошел на жителей в поход
И чистить ямы их заставил,
Как злонамеренный народ, —
Блажен, кто дней не тратил даром
И к коммунистам-комиссарам,
Не утаив культурных сил,
На службу сразу поступил,
Кто в ней сумел, нашедши норму,
Смысл исторический понять,
Одной ногою, так сказать,
Став на советскую платформу,
Кто приобрел лояльный лик,
Хотя и не был большевик…» —
2
Так думал молодой Евгений,
Герой неопытных сердец
И двух советских учреждений
Солидный служащий и спец.
Его пример – другим наука,
Но – Боже мой – какая мука
Ходить в нелепый совнархоз,
Писать усердно и всерьез
Преступно-глупые бумажки,
Тоскливо дни свои влачить,
С надеждой к карте подходить
И, подавив в груди стон тяжкий,
Твердить совдепу про себя:
«Когда же черт возьмет тебя!»…
5
…Мы все бежали понемногу
Куда-нибудь и как-нибудь,
И на тернистую дорогу,
На эмигрантский пестрый путь —
Источник скорби беспрерывной
Порою взгляд ретроспективный,
Когда гнетет чужая ночь,
Вы бросить – знаю я – не прочь.
Ах, побывав у жизни в лапах,
Кто, отдохнув подобно вам,
Не вспоминает по ночам
О горьких беженских этапах
С момента бегства из Москвы,
Или – как я – с брегов Невы!
10
…Зима… Одесса, торжествуя,
К себе гостей французских ждет,
И для российского буржуя
Она – единственный оплот…
От всяких ужасов кровавых
Он в ней, при танках и зуавах,
Душой и телом отдыхал…
Забыв чека и трибунал,
Дельцы, актеры, спекулянты
Творили всякие дела,
И жизнь веселая текла
Под теплым крылышком Антанты,
И знали все, что сей приют
Большевикам не отдадут!..
11
Семь дней промучившись в вагоне,
Лишь на восьмой к утру попал
Евгений мой в кафе Фанкони,
Как Чацкий с корабля на бал…
Забывши гетмана с Петлюрой,
Он волю дал своей натуре
И, посидев час у стола,
Узнал все местные дела…
Узнал про новые десанты,
Про то, где, кто и с кем живет,
Кто из чиновников берет,
Какие планы у Антанты,
Куда стремится Милюков
И надо ль ждать большевиков…
13
…Бывало, он еще в постели —
Ему газеты подают…
Он узнавал, и не без цели,
Про фронт, войну, театры, суд,
Про жизнь в Совдепии московской,
Что пишет «всем-всем-всем» Раковский,
Про биржу, мир et cetera —
3евал и – ехал со двора…
Дела обделывая чисто,
Он только ночью отдыхал:
Спешил на раут иль на бал,
Но чаще, впрочем, в «Дом артиста»,
Где предавался до утра
Ожесточенной баккара…
16
…Но время жуткое настало
(Ах, многим памятно оно!) —
В Одессе-маме вдруг не стало
Ни Фрейденберга, ни Энно…
Прощаясь с городом навеки,
Зуавы, танки, пушки, греки,
Потоки рот, полков, когорт,
Покинув фронт, бежали в порт,
Где три дредноута Антанты
Хранили очень гордый вид…
Помчался в порт и одессит,
Жену, валюту, бриллианты
В Константинопольский пролив
На всякий случай захватив.
17
Кто виноват – Вильсон, Европа ль —
Не знал никто, и пароход
Увез пока в Константинополь
Весь перепуганный народ…
Был гнев Онегина неистов,
Зане визита коммунистов
В Одессу он не допускал.
«Какой позор!.. Какой скандал!» —
Он говорил, бранясь безбожно,
И, приняв формулу тогда:
«Бежать на время – жаль труда,
Бежать же вечно – невозможно!», —
Не надрывая средств и сил,
Остаться в городе решил…
18
Евгений дней не тратил даром:
Один лишь месяц пролетел,
И он уж в дружбе с комиссаром,
И сам – советский управдел…
Хотя себя в анкете чистым
И не признал он коммунистом,
Но вышло так само собой,
Что стал он правой их рукой…
Его партийность строго как-то
Подверг разбору «коллектив»,
Но, все детально обсудив,
В ней не нашел преступных фактов,
И получить Онегин рад
На честность был от них мандат.
19
В своем служебном кабинете
Он был и строг, и справедлив,
Пред ним робел в минуты эти
Порою даже «коллектив»…
Проник он в тайны всех секретов
Коммунистических декретов
Своим практическим умом:
Был добр с рабочим; с мужиком
Из сел голодных – неприветлив,
Решив, что каждый середняк
На деле – то же, что кулак,
И стоит пули он иль петли,
Хоть Ленин сам велел пока
Не раздражать середняка…
«Главмусор», где служил Евгений,
Был препротивный уголок —
Витал там шлихтеровский гений,
Но выдавали там паек.
Там получал Онегин сало,
Табак, конину и – бывало —
Равно для женщин и мужчин
Мануфактуры пять аршин.
Подспорьем был к дороговизне
Еще один доходный путь:
Умел Евгений спекульнуть,
Тем дополняя средства к жизни,
И у него была рука
На этот случай в губчека…
1921 (?)
Комментариев нет:
Отправить комментарий